Ладно, она еще поговорит с Алексеем за столом… Хотя нет,
проблема, скажем, такая, несъедобная. Ну, значит, после застолья. А сейчас…
Алена осторожно выглянула в коридор. Кухня, кажется, вон
там. Вода шумит, вряд ли Алексей расслышит ее шаги, когда она будет красться к
зеркалу и брать с тумбочки оставленный им мобильный телефон.
Ну да, именно телефон ей и нужен. Для проверки. На самом-то
деле она вовсе не так уж уверена, что М.К. и ТЮС из его записной книжки –
именно Майя Климова и Тамара Семенова. А уточнить можно легко и просто:
переписать мобильные телефоны М.К. и ТЮС, а потом позвонить по ним.
Тихо, тихо, осторожней… Ага, вот телефон! Алена стащила с вешалки
свою сумку, схватила мобильник Алексея и на цыпочках понеслась обратно в
комнату.
Ага, где тут телефонная книжка? Черт, не на ту кнопку
нажала, появился список последних вызовов. Ого, а ведь буквально четверть часа
назад Алексей звонил ТЮС! Если под аббревиатурой скрывается Тамара, то он,
наверное, хотел узнать, как она себя чувствует. Теперь скорей смотреть номер…
Так, вот номер… Куда записать, где блокнот? Ах да, он потерян! Конверт… ручка…
Записано! Теперь телефон М.К. Ах ты, это же тот конверт, который надо отдать
Алексею! Ну, ничего, будем считать, что Николай Дмитриевич передал то древнее
письмо без конверта, сейчас Алена его вытащит… но сначала нужно отнести
мобильник на место, а то вдруг позвонит кто-нибудь…
Звонкая мелодия так и резанула слух. Господи, и снова
Пьяцолла со своим «Solo»! Не часто ли он звучит около Алены в последнее время?
Телефон Майи, потом телефон той женщины на площади Нестерова, хозяйки Бубна,
теперь вот телефон Алексея…
Боже! Что за физиономия возникла на дисплее?! Сверху
надпись: «Вызывает Л.», а рядом что-то жуткое, черное, косматое… Собака! Л. –
это собака?!
С каких пор собаки заимели мобильные телефоны?
Что-то есть знакомое в тяжелой, лобастой мордахе. Да ведь
это Бубен! Ну конечно, Бубен! А Л. – его хозяйка. Недаром у нее такой же звонок
– «Solo». Странно, конечно, обычно в память мобильников записывают фотографии
людей, но чтобы фотографии собак?! Или это намек? Не хотела бы Алена стать
объектом такого намека!
Но есть кое-что важнее. Звонок с Пьяцоллой! Получается,
когда Л. уходила с площади, ей позвонил Алексей. Они знакомы, выходит?
О Господи, шаги! Не успеть унести мобильник на место! Но,
может быть, Алексей не вспомнит, где его оставил? Может быть, подумает, что сам
занес в комнату?
Алена буквально швырнула телефон на стол и одним
невообразимым прыжком оказалась около стеллажа. Схватила первую попавшуюся под
руку книжку, впилась глазами в строчки, но ровно ничего не поняла. Пришлось
сделать почти невероятное усилие, чтобы прочесть:
«Принято считать, что первый летательный аппарат с
реактивными двигателями был предложен народовольцем Н.И. Кибальчичем в 1881 г.
Однако у него было немало предшественников. Среди них можно назвать Н.М.
Соковнина (1811—1894), создавшего проект реактивного летательного аппарата в
60-х гг. XIX в. В ту же пору подобный аппарат с жидкостным реактивным
двигателем был предложен капитаном артиллерии Н.А. Телешовым (1828—1895). В
1849 г. военный инженер И.И. Третский (1821—1895), работавший в Грузии,
проектирует сразу три типа летательных аппаратов, приводимых в движение
реакцией струи пороховых газов (газолет) или сжатого воздуха. Правда, все эти
проекты, как недоработанные, были отклонены Военно-ученым комитетом. А Телешову
в 1867 г. был во Франции выдан патент на его изобретение».
Боже, это что такое?! Что за книжка? Ага, «Николай
Кибальчич, убийца-изобретатель». Первомартовцы, все понятно, Иван говорил,
Алексей интересуется их историей. Кибальчич… Да, правда, человек он был
гениальный, но какой бездушный зверюга, если по большому счету! Да и по малому
тоже.
Вошел Алексей.
– О, телефон разрывается! А я ищу, куда его бросил? Алло…
Извини, далеко был от трубки. Слушай, я сейчас занят, может, через часик… Да, я
туда позвонил. Сразу, как ты сказала, так и позвонил. Ну как же могу знать,
каков результат? Ведь еще надо проверять, а мне сейчас некогда. Ладно, потом я
тебе позвоню, не волнуйся!
Выходит, Алексей с хозяйкой Бубна не просто знаком, но даже
на «ты»? Кто она? Соседка? Приятельница? Любовница, еще одна дама из гарема? Ну
да, такая мысль уже приходила ей в голову…
– Чем вы так заинтересовались, Алена?
Алексей подошел поближе, взглянул на обложку книги, которую
она держала, и остолбенел так явно, что Алена даже встревожилась.
Что произошло?! У нее в руках запрещенная подрывная
литература? Но вроде бы с тех пор, как первомартовцы – при прямом и
непосредственном участии Кибальчича! – подорвали злополучного и благородного
государя Александра II, они более никому не были опасны, их обезвредили очень
надежно. С чего бы так напрягаться-то?!
– Прошу… к столу, – с явным принуждением проговорил Алексей.
Взял у Алены книгу, поставил на полку – и, провожая гостью в кухню, даже
оглянулся, словно хотел удостовериться, что книжка не соскочила с полки и не
бросилась за ними следом.
Что там такое? Может быть, под картонной целлофанированной
обложкой – семейный сейф? Глупости, нет ничего более ненадежного, чем хранить
деньги в книгах!
Если Алена пришла на кухню озадаченная, то там у нее
настроение сразу испортилось.
Кухня была модная – «каменная», такие леденящие душу
сооружения Алена терпеть не могла. Однако в ее неприязни к сооружениям подобного
рода была и немалая доля того чувства, которое однажды заставило небезызвестную
лису презрительно бросить: «Ну что ж! На взгляд-то он хорош, да зелен – ягодки
нет зрелой: тотчас оскомину набьешь!»
Набор продуктов тоже оказался замечательный: грибы в сметане
(а Алена-то думала, это ее фирменный рецепт!), тушеная красная форель, фрукты,
конфеты, ну и вино в замечательной бутылке, оплетенной красной пластиковой
сеточкой на манер итальянских фьясок. Когда-то в таких бутылках в невероятных
количествах продавалось болгарское красное сухое вино. Это вино было тоже
красное и тоже сухое. А красного вина Алена не пила никогда, ни сухого, ни
десертного, – вот не могла, и все, бывают такие причуды у некоторых людей!
Когда-то пробовала, но у нее мгновенно начинала болеть голова и такая тоска
находила, что с трудом удавалось сдержать слезы, не начать рыдать над своей
бездарно проходящей и никому не нужной жизнью. Наверняка эти симптомы
усугубились, когда она рассталась с Игорем и в ее сердце образовалась черная,
свистящая унынием и безнадежностью дыра.
