Алена нерешительно оглянулась, потом шагнула вперед, но все
же решила вернуться на площадь. Она была уже пуста – ни студиозусов с пивком,
ни мамочки с чудесным карапузиком. Ну а Бубна, понятное дело, давно и след
простыл. Только Петр Николаевич Нестеров с прежней задумчивостью смотрел на
Волгу.
А вот и скамейка, на которой Алена сидела несколько минут
назад… На скамейке пусто, под скамейкой пусто. Вокруг скамейки тоже пусто. И
нигде в обозримом пространстве (Алена не поленилась, полазила по газонам) нет
ничего, похожего на любимый парижский блокнот.
Понятно, она его сразу не заметила, но заметил кто-то
другой, ну и подобрал, что плохо лежало. Вот обидно, она так все стройно
выстроила, всю схему действий!
Ну ничего, она ведь не склеротичка беспамятная, как-нибудь
обойдется и без блокнота.
– Привет, как дела? – заговорила она, когда «жених» открыл
ей дверь. – Ничего, что я к вам вваливаюсь, ни от чего не отрываю?
– Да что вы, Алена, я всегда рад вас видеть. – Алексей
положил на тумбу перед зеркалом мобильный телефон, который держал в руках, снял
с Алены плащ, осторожно приобнял за плечи. Впрочем, руку тотчас убрал – якобы
это просто галантное такое телодвижение было, мол, не подумайте чего-то не
того, барышня… – Наше сотрудничество довольно интенсивно развернулось, да? А
потом резко пошло на убыль. Впрочем, я вам теперь вроде и ни к чему? Вот сюда,
в гостиную проходите.
– Очень миленькая комната! Люблю, когда много картин или
фотографий, люблю, когда на стенах нет дурацких ковров! Отличные снимки. Кто
делал, вы сами? Немножко похожи на Утрилло.
– Да, я тоже люблю городские пейзажи, урбанистический стиль.
Но снимки одного профессионального фотографа. Я не умею снимать, мой предел –
«мыльница». Чаю выпьем? Или кофе?
– Если можно, кофе с молоком, хорошо? Я кое о чем хотела
спросить… А кстати, что вы имели в виду, когда сказали, что вы мне больше не
нужны? Это в каком смысле?
– Ну, вы же предупредили, что вам уже практически все в
нашей ситуации понятно, – исподлобья глянул на нее Алексей. – Или вы меня на
понт брали? На пушку. Малость блефовали. Но знаете, если вы и в самом деле
что-то поняли, наверное, вы мне должны все первому рассказать, ничего от меня
скрывать не должны. Я пойду сварю кофе.
– Минуточку. Вы говорите, я ничего от вас скрывать не
должна. Но ведь вы тоже со мной не вполне откровенны! Вот, например, насчет
этой замужней женщины, ну, вашей подруги, которая ваше алиби подтверждала… Это
ведь Юля была, верно? Поймите, у нас с вами не те отношения, мне до вашей
личной жизни дела нет, я в данной ситуации для вас как бы консультант-эксперт.
То есть лучше, наверное, мне не натыкаться на случаи такого легко проверяемого…
притворства.
– Хотели сказать – вранья? – усмехнулся Алексей. – Да ладно,
я не в обиде, тем более что и в самом деле наврал. Но вы меня тоже поймите.
Юлька, когда мы встречаться начали, совсем малолетка была, только-только в
институт поступила. Я стеснялся, скрывал ее от всех, ну и… привык. К тому же в
ту историю мне ее совершенно не хотелось впутывать. Я потому только Муравьеву и
признался.
– А как вы вообще с Юлей познакомились? – спросила Алена
самым нейтральным голосом, на который только была способна.
Интересно, поверит он, что вопрос сугубо деловой? Что в нем
ничего личного? Это только бизнес, как говорят в американских киношках. Сейчас
ка-ак усмехнется ехидненько…
Алексей нахмурился:
– А что, это имеет такое большое значение? Извините, мне бы
не хотелось это обсуждать…
– Да нет, – пожала плечами Алена. – Меня гораздо больше
интересует другой вопрос.
– Какой?
– Вы знали Севу Лысаковского?
Интересно наблюдать, как у человека моментально портится
настроение… Сейчас Алексея будто порошком «Тайд» постирали, да еще с
добавлением какого-нибудь «Доместоса» – никаких красок живых в лице не
осталось, скука на такое лицо смотреть! И молчит, как угрюмо молчит!
– Ну, знал, – наконец с явной неохотой выговорил Алексей. –
Водитель такой работал в музее.
– А теперь?
– А теперь не работает. Он теперь нигде не работает. С собой
покончил.
– Да? Откуда вы знаете?
– Да всем известно было, его ведь музей и хоронил, Сева был
человеком одиноким.
– Нет, я хочу сказать, факт самоубийства был доказан? А
может быть, Сева был убит?
– Что? – так и уставился на нее Алексей. – Какая ерунда! Что
значит – убит? Он бросился с недостроенного дома!
– Но почему вы так уверены? В таких делах можно быть уверенным,
если только сам все видел. Значит, вы видели, да?
Алексей зыркнул исподлобья, качнул головой, зло процедил:
– Ну да, видел.
– А что ж вы тогда не сказали ни врачам, ни милиции, кто это
был, не признались, что узнали его?
– Да я его не узнал, вот почему! – раздраженно крикнул
Алексей. – Он упал плашмя, вместо лица – кровавый блин какой-то! – «Все лицо
разбито кровавым блином, только по татуировке на пальцах и опознали его!» –
вспомнилось вдруг Алене. – У него, правда, была татуировка на пальцах, но я ее
не видел, он в перчатках был. Потому и не узнал. Я вообще в шоке был, вы не
представляете, в каком. Шел себе к знакомым Новый год встречать…
– А кто они, ваши знакомые? – с самым невинным опять-таки
видом перебила Алена.
Алексей только ухмыльнулся:
– Да кто больше, как Юля? Все та же Юля! Иду и вижу – вдруг
человек летит с высоты. Ударился о землю плашмя – и все. То есть я не понял,
жив он, нет, осматривать его не стал, хотя и надеялся, что еще жив. Позвонил в
«Скорую» и, пока они не приехали, там оставался. Какое-то время ждать пришлось,
и Юля ко мне прибежала. Невеселая новогодняя ночь получилась. Понимаете, я не
мог себя заставить того человека разглядывать… Потом его увезли. Я и не знал,
что это Сева, потом уже только, когда мне Майя позвонила и на похороны позвала,
сопоставил. Вам небось Иван о той ночи рассказал, да? Я так и понял. Он
почему-то решил, что мы с Юлей посторонние, ну и я не стал его разубеждать.
– Да, он уверен, что вы именно в ту новогоднюю ночь познакомились.
– Наверное, с его точки зрения, в таком знакомстве есть
немалая доля романтики, – пожал плечами Алексей и хмуро спросил: – А вы где
Ваньку уже успели подцепить?
– В каком смысле «подцепить»? – высокомерно вскинула брови
Алена.
