Тамара Юрьевна просила не пускать ее на работу… Алексей
умолял не пускать его в музей… Он боялся уничтожить какую-то картину. А Тамара?
С ней-то что случилось? Директриса решила, что работа внушала Тамаре
отвращение, но так ли это? А вдруг и она тоже боялась внезапно нахлынувшей
страсти к разрушению, уничтожению… Чего? Может быть, «Ковра-самолета»?
Майя со странным выражением стояла около этой картины, а при
рассказе о необычной болезни Тамары вдруг заплакала…
Только из жалости к товарищу по работе?
Какие-то непонятные, безумные – в полном смысле слова! –
дела здесь творятся! Что там такое с тем «Ковром»? Почему он столь губительно
воздействует на людей? И вообще, возможно ли такое? Ну, понятно, «Мона Лиза» не
раз сводила людей с ума, но «Ковер-самолет» Васнецова?
А вдруг в знаках, изображенных на изнанке ковра, таится
какая-то магическая сила, которая оказывает на людей пагубное влияние?
Ага, сто двадцать пять лет (Алена обратила внимание на дату
написания картины – 1880 год) не оказывала, а тут вдруг, словно с печки упала,
– начала оказывать…
Но нельзя отрицать, что и такое возможно. Теоретически. Надо
с кем-то поговорить, посоветоваться с каким-то психиатром. Собственно, эта
благая мысль давно должна была у Алены возникнуть, но с кем поговорить? Не
придешь же просто так в психоневродиспансер, не спросишь. Еще не так поймут!
Как бы Аленино любопытство исследователя не обернулось тем, что она сама
превратится в объект исследования или обследования. Психиатрического. Нет, тут
надо через своих людей… через знакомых врачей…
Ведь есть такая знакомая! На «Скорой» в Ленинском районе
работает Света Львова, очень добрая знакомая Алены Дмитриевой. Два года назад
они вместе попали в ужасную передрягу и вышли из нее просто чудом каким-то.
Свете даже смерть грозила, но обошлось. Благодаря, кстати сказать, Алене
Дмитриевой![5] В ходе этого дела Алена очень много интересного узнала о своем
прадеде, Георгии Смольникове, и поняла, в кого же она уродилась такой
беспринципной, такой легкомысленной, такой… такой-сякой!
И такой умной, кстати сказать!
Давненько они не виделись со Светой, только изредка
перезванивались. Конечно, и сейчас можно ей позвонить.
Алена достала телефон, набрала номер мобильного Светланы.
– Светик, приветик!
– Ой, Алена… Ушам не верю! Ужасно рада тебя слышать! Но
почему ты всегда звонишь, когда я еду на вызов? Совершенно некогда поболтать!
– Света, ничего, я тебя не задержу. Мне срочно нужно
переговорить с каким-нибудь психиатром. У тебя есть знакомый?
– Что случилось?! – с ужасом выкрикнула Светлана.
– Да ничего со мной не случилось, это… для романа.
Самый надежный ответ. И, как правило, соответствует
действительности, поскольку всё, что случается с Аленой Дмитриевой в жизни,
потом с большими или меньшими подробностями перекочевывает в ее книжки.
– А, для романа… – успокаиваясь, протянула Света. – Ну, ты
можешь к нам приехать, на нашу станцию. У нас ведь есть психиатрическая
бригада. Там хороший доктор, Наталья Ивановна Телегина. Очень опытный психиатр.
Правда, она не Бог весть какая разговорчивая, но ты ее раскачаешь, не
сомневаюсь.
– Точно, я уж постараюсь. Света, а когда можно приехать?
– Да когда хочешь, хоть сейчас.
– А что, Наталья Ивановна весь день сегодня будет работать?
– Конечно, и даже ночь. То есть, если тебе так удобнее,
можешь вечерком у нас появиться.
– Ну, не вечерком, но часа через два-три пойдет?
– Конечно. Буду рада тебя увидеть. Целую! Только мы теперь
не на улице Новикова-Прибоя, а прямо около метро «Двигатель Революции». На той
стороне, где высотка. Спросишь детский сад, теперь там «Скорая». Это буквально
полквартала пройти, – выпалила Света и отключилась. Наверное, уже приехала на
вызов.
Ну вот и искомый психиатр обнаружился. За-ме-ча-тель-но! А
сейчас – поскорее домой, на встречу с Алексеем. Да, а по пути надо все же
заглянуть на Ковалиху, тем паче что от музея это – десять минут ходу. Рукой
подать!
Алена вышла из кремля, перебежала площадь, неприязненно
покосившись на то место, где вчера сражалась в «Мазде» с Алексеем, и по улице
Ульянова пошла к Нижегородскому универсаму. Оттуда по Семашко спустилась вниз,
к Ковалихе, мимо пятой больницы.
Майю оперировали в этой больнице… Все-таки почему она так
странно смотрела на «Ковер-самолет»? А ведь ни у кого, кроме Майи, про это не
узнаешь.
А что, если сказать Алексею про «Ковер»? Не опасно ли это?
Вдруг конкретный разговор о картине вызовет новый припадок? Ой, не хотела бы
Алена снова это пережить! Но удастся ли ей сдержать любопытство и не
проболтаться?
Сомнительно, очень сомнительно!
Вот в таком сомневающемся состоянии Алена и достигла
Ковалихи – улицы Ковалихинской. И пошла по ней, вороша ногами сухие листья и
присматриваясь к номерам домов.
Ага, вот о каком доме упоминал Алексей. Внизу овощной магазин.
Конечно, никакого сравнения с той «элиткой», где он теперь живет, а все же
чем-то дома похожи. Безликостью своей, вот чем! Ну, об этом уже говорилось, не
стоит повторяться.
Алена свернула в небольшой, зажатый высокой насыпью дворик.
Так, и где же здесь вход в подвал, интересно?
Она растерянно оглядывалась. Обычно дверь туда находится
около подъезда, тут же располагается наклонная… пристройка не пристройка,
крыша, что ли, которая прикрывает лестничку, ведущую вниз. Она тянется, как
правило, как раз под окнами квартир первого этажа, что является для жильцов
источником постоянного беспокойства. Ведь, забравшись на нее, любой и каждый
может в квартиру влезть! Поэтому окна первых этажей обычно зарешечены. Но здесь
нет ничего подобного. Так не в самом ли подъезде расположен вход? А может быть,
Алена номер дома перепутала? Да нет, Алексей говорил, что в доме овощной
магазин, а он всего один на Ковалихе. И не пойдешь же вон к той молоденькой
мамочке, которая трясет в углу двора колясочку, не спросишь, как пройти в
подвал… И вон у той невысокой дамы, которая только что вышла из подъезда в
сногсшибательном полупальто (темно-синем, расшитом броской золотой нитью, в
золотистой кожаной шляпке), тоже не спросишь. То есть спросить-то можно, но
выглядеть Алена будет очень подозрительно…
