— Я тоже могу подъехать туда, а потом где-нибудь поужинаем. Ты на машине?
— Да, мне еще нужно кое-куда заскочить. Поэтому Максим сегодня со мной.
В отличие от Скворцовской, Преснякова не умела водить машину. Однако Людмиле Витальевне меньше всего хотелось расставаться сегодня с Ерофеем. Ясно представила, что если после ресторана, а ужин не обойдется без выпивки, ей придется ночевать одной, она озвереет. Охранник тоже ничего не имел против того, чтобы провести с ней выходной день.
После завтрака Скворцовская позвонила своей подруге Лере Ветлугиной, хозяйке очаровательного пекинеса, и спросила:
— Ты можешь дать мне на сегодня своего Полкашу?
— Для чего?
— У меня вечером намечается встреча с одним деловым партнером, который буквально млеет при виде собак. Хочу задобрить.
— Надеюсь, партнер не кореец? — улыбнулась Лера.
— Нет, не съест твоего пса.
— Раз такое дело — бери, Люда. Мы с дочкой собираемся совершить шопинг, и я тебе его завезу.
— Лучше я сама заеду.
При появлении хорошей знакомой песик радостно запрыгал вокруг нее. Он был очень ласковый. У Ветлугиных имелась специальная сумка, в которой иногда переносили или перевозили Полкана. В ней-то и унесла Людмила Витальевна пекинеса. Вернувшись домой, выпустила его, тот побегал по квартире, после чего забрался в любимое кресло и заснул. Вечером, перед уходом, Скворцовская опять «упаковала» безропотную собачку в синюю сумку, а добравшись до нужного места, достала Полкана и понесла на руках.
Свою машину они оставили возле Бородинской панорамы и пешком дошли до того места, где их поджидал пресняковский «мерседес». Он стоял напротив того дома, где когда-то жила Тамара Афанасьевна.
Комфортабельный салон был оснащен темно-красными кожаными сиденьями с замшевыми вставками по бокам. Скворцовская устроилась на заднем рядом с притулившейся там подругой. Оба охранника — Максим и Ерофей — сидели спереди, уставившись прямо перед собой, можно подумать, будто каждый из них внимательно ведет машину. В салоне слышалась негромкая ритмичная музыка — джаз. Людмила Витальевна капризным тоном попросила выключить «эту какофонию», сказав, что у нее ужасно болит голова. У Тамары Афанасьевны тоже нашелся веский повод для недовольства: она терпеть не могла собак, поэтому при виде пекинеса брезгливо поморщилась:
— Откуда вдруг у тебя этот кабыздох?
— Соседка в последний момент навязала, будь он трижды неладен, — в сердцах ответила Людмила Витальевна. — Кто-то из родичей у нее заболел, срочно нужно ехать за город, когда вернется — неизвестно, собачку оставить одну нельзя — кормить нужно. Пришлось взять, раз у человека безвыходное положение.
— Ты всегда была большой альтруисткой, — сказала Преснякова тоном, в котором сквозила насмешка.
В другое время подруга за словом в карман не полезла бы, отбрила бы по первому разряду. Однако сегодня чутье подсказывало, что Преснякову желательно не сердить. Во взгляде подруги сквозил победительный настрой. Обычно такой является гремучей смесью отчаяния и агрессивности.
— А почему мы здесь встретились? — Людмила Витальевна решила увести разговор в сторону. — Ты куда ездила?
— Сказала же, к старым знакомым. В том доме я когда-то жила, — кивнула головой Тамара Афанасьевна. — Правда, недолго, всего лишь год. Когда училась в десятом классе. С тех пор обожаю это место. Для меня здесь хороший микроклимат.
— Надеюсь, он и для меня окажется хорошим.
— Не уверена, Людочка. Поэтому и хочу серьезно с тобой поговорить. Дело в том, что при новой форме отчетности у твоего «Ориона» полный завал.
— Что значит — завал? Все реквизиты сто раз проверены. Какие тут могут быть ошибки?!
— Люда, чего ты сразу лезешь в бутылку? Ты же сама прекрасно понимаешь, что если просто сравнивать доходные и расходные части, то будет полный ажур. Однако мы-то при проверке учитывали поступления из-за рубежа, в частности из ооновского комитета, то бишь от Игорька, и переводы ваших активов за границу, на тот же пресловутый Кипр, будь он неладен. Вот и получается, что на каждом этапе этого многострадального пути деньги прилипали к рукам Коростылева, Альбицкого, Верещагина, не говоря уже о тебе.
— Больше ничего не хочешь сказать?
— Разве недостаточно?
— Мне кажется, нет. Твое сообщение зияет большим провалом. По-моему, ты совсем забыла, что кое-что прилипает и к рукам твоего дорогого сыночка, — язвительно прошипела Скворцовская.
Преснякова достала из сумочки пачку сигарет, предложила Людмиле. Они закурили, отчего лежавший на коленях Скворцовской пекинес сморщил нос и недовольно заурчал.
— Про сына я помню, — сказала после паузы Тамара Афанасьевна. — Поэтому-то и захотела предварительно встретиться с тобой.
— Предварительно? — с удивлением переспросила собеседница. — Перед какими решительными действиями, если не секрет?
— Перед теми, которые я обязана совершить по долгу службы. А обязана я всего-навсего лишить твой банк лицензии и сообщить о незаконных махинациях с ооновскими деньгами в Генеральную прокуратуру и ФСБ.
— Круто берешь, подруга.
— Не по своей вине, — парировала Преснякова.
— Вина, Томочка, тут у каждого участника рав-но-цен-ная. В том числе и у твоего благословенного Дмитрия.
— Нет, Людочка, разная.
Они называли друг друга ласковыми именами, но каждый раз такое обращение звучало, как «будь ты проклята».
— Твоя вина больше, поскольку ты более опытна. Молодому специалисту сложнее разобраться во всех хитросплетениях. При желании можно, что называется, подставить, можно свалить вину на него. Это ты и сделала, вскружив Дмитрию голову.
— Что именно?
— Втянула моего сына в преступление.
— Ой, батюшки! — натужно хохотнула Скворцовская. — Нужно было воспитывать его по-другому. Тогда бы никакая зараза к нему не пристала.
— Я с себя вины не снимаю. Поэтому мне захотелось поговорить с тобой. Предложить выход из положения. Попросить, чтобы ты оставила сына в покое. Убери его из этой офшорной фирмы и порви любые контакты с ним.
— Больше ничего не хочешь?
— У тебя есть другие предложения?
— Ты, Томочка, держишь меня за полную идиотку. Убери Диму как можно дальше, пусть будут виноваты остальные. Мы все в дерьме, а он — в белом. Может, мне и Верещагина из «Глобуса» убрать? Может, и Коростылева с Альбицким убрать из Америки?.. Всех убрать и взять вину на себя. Сам погибай, а товарища выручай. Это ты предлагаешь?
— Не утрируй, — поморщилась Тамара Афанасьевна. — Я предложила лишь то, что предложила. Причем не договорила до конца, вернее, ты не позволила мне договорить. Я готова пойти на должностное преступление. Если ты согласна на мои условия, я верну тебе бумаги, которые вас обличают.
