Одна стюардесса была красавицей, цветущей, рослой. Ее напарница, напротив, маленькая, неказистая, бледная. «Кто же нас поздравлял с окончанием рейса? Красивая или неказистая?» — думал Игнатов, чтобы занять свои мозги, пока бестолковая очередь, дергаясь и замирая, совершала свое движение к открытому самолетному люку.
Наконец вышли последние пассажиры. Из прохладного салона, еще насыщенного студеным воздухом из кондиционера, они шагнули в сияющую светом и раскаленную солнцем печь. Каждый пассажир, слегка ошарашенный, останавливался на выходе, чтобы перевести дыхание и привыкнуть. Игнатов оглянулся на пустой салон. Проводницы-красавицы не было. Он подумал, что при его прежних возможностях ничего не стоило разыскать ее в Москве. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что в Москву он больше не вернется. А если приедет, то на очень короткий срок для завершения визовых и валютных дел. Нужен был новый качественный скачок, выход на зарубежный игорный бизнес, а еще лучше — наркобизнес. Чтобы основать и закрепить в России собственную олигархическую династию, нужны были деньги, много денег. Чтобы потомки наращивали финансовую мощь клана и добрым словом вспоминали его основателя.
В Праге у него была назначена встреча с одним из магнатов подпольного бизнеса, оговорено время и место беседы. Номера заказаны в той же фешенебельной гостинице, где жил магнат. Рудника, как личного телохранителя, Игнатов оставил при себе.
Маленький серый человечек семенил рядом, и свысока Игнатов посматривал иногда на его лысеющую макушку. «Вот ведь, вместе начинали, — подумал вдруг Игнатов. — И он мог стать уже генералом, если бы не характер. Вернее, если бы не случайность, обнаружившая излишества в характере. Собственного сотрудника, капитана, он приковал наручниками к батарее и пытал раскаленным паяльником, как самый заправский палач. Капитан тот утаил большую часть взятки. Казалось бы, ничего особенного. Но были и другие случаи. В конце концов все всплыло. Какие разные судьбы, разные жизни. Интересно, задумывается ли он об этом?»
Рудник казался оживленным и явно радовался тому, что Игнатов взял его с собой в Чехию.
— Хоть и говорят: курица — не птица, Болгария не заграница, а как ни верти, и Болгария заграница, и Чехия, — сказал он Игнатову, когда они шли от самолета к зданию пражского аэропорта. — Другая публика, другой менталитет. Европа!
Игнатов ничего не ответил, обдумывая предстоящие визиты и саму неожиданно свалившуюся возможность побывать в Праге. Ему давно казалось, что какая-то сила его ведет. Без этой силы он так и остался бы, как Гончар, в полковничьем звании. Или того хуже, как Рудник. Тот ведь тоже рассчитывал на многое. Но, не получая этого «многого», неистовствовал и рвал постромки.
А он, Игнатов, оказался избранником. Теперь, набравшись мудрости и жизненного опыта, он понимал, что удачные ситуации складывались для него не сами по себе, а были словно кем-то организованы. Какой-то силой, благосклонной к нему. Теперь эта сила привела его в Прагу, подготовила встречу с одним из теневых, но могущественных людей Запада. Которому он, Игнатов, оказался нужен. И эта его постоянная востребованность означала богатство и власть. Не исключалось, что его опять вернут в Москву, но уже на новую должность, начальника Главного управления внутренних дел Москвы или даже выше. Все зависит от того, в какой мере он будет востребован той самой силой.
Как и ожидалось, Игнатов был встречен в аэропорту, когда проходил таможенный досмотр. Препровожден в шикарный номер пятизвездочной гостиницы. Рудник был ошеломлен и, казалось, ходил как потерянный. Игнатов заставил его встряхнуться.
Вечером в ресторане его познакомили с тем прибывшим из Португалии могущественным боссом, с которым через день была назначена беседа. Им оказался высокий худощавый джентльмен с холодным взглядом. Раздвинув квадратную челюсть, он посетовал насчет жаркой погоды. Игнатов ответил ему поговоркой относительно того, что все времена года хороши.
Когда Игнатов вернулся в гостиницу, полный сознания возросшей собственной значимости и достоинства, Рудник сообщил ему, что кто-то звонил из ведомства Гончара. Но было так плохо слышно, что он, Рудник, попросил перезвонить. Однако нового звонка не последовало. Игнатов с раздражением подумал, что Гончар подлаживается к нему, надеясь получить равную долю. Но этому коротконогому полковнику следует указать место, выше которого он никогда не поднимется. Даже если ему, Игнатову, суждено будет стать министром, он первым делом снимет Грязнова с должности начальника МУРа. Но никогда не продвинет на это место его зама — Гончара. Просто потому, что Гончар знает слишком много о его слабостях и пристрастиях. И числит себя почти что равным. А это не нравилось еще никому из небожителей.
Ночью телефон трещал опять, но Игнатов, выпив в посольстве изрядное количество коньяка и добавив еще у себя в номере с Рудником, не хотел никак реагировать. Телохранителю тоже было приказано не отзываться на звонки. А он бы и не смог, если бы даже хотел. И начальник, и подчиненный расслабились по полной программе.
Это был редчайший случай, который Игнатов позволил себе, потому что все складывалось слишком хорошо.
— Я всех могу раздавить! — говорил он Руднику, покачивая над бутылками тяжелым кулаком. И Рудник, что очень нравилось Игнатову, согласно кивал.
Утром в условленный час по условленному номеру Игнатов позвонил, чтобы подтвердить время встречи с теневым магнатом. К его удивлению, телефон молчал. А он знал по собственному опыту, что в таких делах и на таком уровне небрежность не допускается.
Он вызвал Рудника и велел в точности передать вчерашний разговор с Москвой.
Путаясь с похмелья и ссылаясь на плохую слышимость, телохранитель пытался пересказать отдельные фразы пустячного, как ему казалось, разговора.
— Сначала был женский голос. Потом мужской. Какую-то ерунду городили. Повторяю, что плохо было слышно. Единственную фразу помню более-менее, что «черную икру не надо привозить». Чушь какая-то…
Игнатов как-то сильно переменился в лице и попросил повторить фразу. Рудник это сделал. Генерал долгое время оставался неподвижен. Это был условный сигнал бедствия. Все встало на свои места, а главное — прокол с теневым магнатом. «Они» узнали об этом раньше.
У Игнатова были свои источники. Но обратная связь действовала только в полдень, не более пяти минут. Оставалось терпеливо ждать. Рудник, почуявший неладное, затих.
— Если у нас еще не отобрали машину, — негромко сказал Игнатов, — приготовь ее. И все, что надо для дальнего путешествия. Дальнего и опасного.
Рудник склонил голову, чтобы не тратить слов. Оружием он запасся в первый же день приезда. После его ухода, дождавшись условленного времени, Игнатов позвонил в Москву. Тайный канал связи еще действовал. Ему было доложено о захвате раненого Борца, изъятии европейской валюты и аресте Гончара. Грязнов отбыл в Прагу два часа назад.
Костистый лоб генерала так напрягся, что кожа вот-вот должна была лопнуть. С минуты на минуту ожидалось приземление самолета с муровцами, чтобы его, Игнатова, взять. Грязнов, конечно, никому не уступит подобной чести.
