Но и сам хозяин «подворья» не лыком шит. Если понадобится, он найдет другую подставу.
С этой мыслью Борец поднялся с больной головой еще до полудня. Сивого в прихожей сменил Бредун. Тугой, как резина, бывший штангист с коротко стриженным затылком и узким лбом. Этого учил уму-разуму сам Борец. Но много ли надо, чтобы такого переманить. Бабы из него давно веревки вьют. И эта особенность Бредуна очень хорошо известна Андрею Алексеевичу. С помощью любой бабы он заставит Бредуна скакать по крыше голым, выкрашенным желтой краской.
Слегка опохмелившись, Борец почувствовал, что окреп, а мысли оживились. В саду пахло мокрыми розами. Борец уселся на скамеечку понаблюдать за улицей, поразмышлять не торопясь.
Хлопнула соседская калитка, пришел солдатик. Как всегда, под хмельком. На приветствие ответил хмуро, что-то буркнул в ответ для порядка. Зря, что ли, Геннадий Павлович несколько дней подряд к нему в друзья набивался.
— Последние деньки догуливаешь? — крикнул Геннадий Павлович.
В ответ опять какое-то нечленораздельное рычание. Ну что же. Его бабенка подолом крутит. Это переживание можно понять. Отпускной солдатик для бабы — не вечная забава. Вот она о завтрашнем дне и думает. Солдатик с ней спит, а она уже новых ухажеров высматривает. Борец подсылал к ней Филю. И та на первый контакт очень даже отреагировала. Солдатик придрался к Филе, и тот его чуть было не прикончил. Геннадий Павлович не позволил. Такой заводной и подвыпивший солдат очень даже был нужен Борцу для осуществления тайных планов.
— Дима! Иди на лавочке посиди. Покурим! — крикнул он, когда стриженая голова появилась снова над забором.
Солдатик нехотя, забросив полотенце через плечо, протиснулся в калитку. Подойдя, уселся рядом на скамью. Чем только не пахло от него — винищем, табачищем.
— Как на любовном фронте?
Крупная стриженая голова качнулась, косой взгляд скользнул по собеседнику с нешуточной злостью.
— Какой там фронт. Б…ство одно.
— Не оставляет тебя девка? Выпроваживает?
Солдат смял сигарету грубыми пальцами, порвал, выбросил.
— Ей деньги нужны. Все, что накопил, что мать присылала из пенсии, — все ушло.
Геннадий Павлович мельком оглядел собеседника.
— Деньги надо не копить, а зарабатывать.
Хмельная голова солдата, видно, плохо работала. Он чиркнул спичкой, закурил и, не ответив, поднялся и пошел к себе.
«Готов!» — с ленцой подумал про себя Борец.
Стало припекать. Он хотел уйти в дом, но набежавшее облако принесло спасительную прохладу. В середке облако было темноватым, а по краям ослепительно белым, как будто кусочек снега таял в голубой удаляющейся бездне.
Резкий вой милицейской сирены заставил его очнуться. Несколько милицейских машин, внезапно примчавшись, развернулись напротив. Замелькали серые мундиры. Борец напрягся с одной-единственной мыслью: «Как уходить?» И понял, что опоздал. Скорее всего, участок оцеплен со всех сторон. Деньги он успел перепрятать. О втором тайнике знает, пожалуй, один Бредун, который помогал перевозить валюту. Второго помощника Борец прикончил там же: показался ненадежным. Но Бредун сразу признается, если менты накинут ему узду. Загодя Борец организовал третий тайник, никому не известный. Но теперь уже было поздно.
Вой сирены еще продолжался некоторое время. Потом все смолкло. Никто не ломился через забор. Зато калитка в доме напротив непрерывно хлопала. И когда шок прошел, Борец понял, что милиция приехала к хозяину дома напротив. Там жил директор продуктового магазина.
Крики, шум, отчаянный женский вопль уже не относились к Борцу, но он тем не менее внимательно прислушивался и глядел. Вот с крыльца по ступенькам свели хозяина дома, узкоплечего старика в майке, с всклокоченными волосами, подтяжки волочились по ступеням, и у него не было возможности их поправить, потому что два дюжих мента вели его под руки. Перед самой калиткой он споткнулся от увесистых подзатыльников, когда хотел поправить подтяжки. И с жалким видом оглянулся на воющую родню. Вот и все, что осталось от его обеспеченного независимого состояния. Жена на крыльце простирала руки, растерянные домочадцы толпились за ней.
Шум и вой продолжались еще некоторое время. Наконец хозяина увезли. Геннадий Павлович посидел на скамеечке, хотел было подняться, но увидел, как в раскрытую калитку входит еще один посетитель, которого Борец опасался больше всего.
Невзрачный, серенький, с маленькими серыми глазками и оттопыренными ушами он производил самое жалкое впечатление и мог затеряться в любой толпе. Если не знать, что это был самый беспощадный и безжалостный убийца среди «банковских», если слово жалость вообще могло быть к ним применимо в какой-либо степени.
Когда Крепыша послали на ликвидацию Викулова, этого серенького человечка Игнатов дал ему в подкрепление. Именно он и убил генерала двумя выстрелами.
Переодевшись женщиной, нацепив рыжий парик, он уходил вихляющей походкой на любые задания и возвращался, оставаясь неузнанным. За свой парик получил кличку Рыжуха. Никогда полностью он не подчинялся Борцу. Бывший подполковник спецназа, уволенный без выходного пособия и пенсии за излишнюю жестокость и издевательство над собственными солдатами, Рудник Степан Матвеевич тяготел, однако, к органам, сохранял к ним какую-то странную привязанность и был у Игнатова в темных делишках правой рукой.
Жена с ним развелась, дети от него отказались, может быть даже по его настоянию, так как, по наблюдениям Борца, он сохранял с бывшей семьей какую-то тайную связь. Если говорят: чужая душа потемки, то это в самой большой степени относилось к Руднику. Хотя вряд ли у него была душа.
Он подошел и сел на скамеечку без рукопожатия, без приветствия, чему Геннадий Павлович искренне порадовался, потому что руки у Рудника всегда были холодными и липкими.
Ветер шевелил на его макушке редкий серый волос, оттопыренные уши торчали настороженно.
— Как тебе спектакль? — негромко спросил он.
Геннадий Павлович пристально поглядел на отставного подполковника.
— За этим старым хмырем ничего нет, — сказал негромко Рудник. — И его скоро отпустят. Возможные инфаркты или инсульты, а также лишние тумаки здесь не в счет. Ментов прислали Гончар с Игнатовым специально для того, чтобы ты понял, на какой тонкой ниточке держишься. Ради тебя затеяли этот спектакль. Вник?
С пересохшим от страха горлом Борец не сразу нашелся что ответить.
Понял только, что бывший спецназ еще не получил установку на ликвидацию третьего лица в иерархии «банковских». Значит, у него есть еще шанс облапошить двух других. Но спектакль, надо сказать, получился впечатляющим, и Борец еще не вполне оправился от шока.
— Что надо от меня? — хрипло выговорил он.
Серый человечек долго наблюдал за воробушком и, казалось, присел на скамейку только для этого. Потом наконец соизволил ответить, лениво поглядывая на небо:
