Хотите, продолжу? В мире, куда мы вступили, все не так, как при советской власти. Там страховало государство, но оно же и месило сапожищами ту болотную трясину, в которую мы постепенно погружались. Сейчас не так: проиграл — уходи! Но поступательное движение вперед должно сохраняться. Я не знаю подлинных причин трагедии, случившейся на берегу Селигера, но Владимир Ильич как банкир исчерпал себя. Это я вам точно говорю.
— А вы не пробовали ему дать совет? Сказать, что он сильно рискует? И может лишиться головы? Нет?
Взгляд Талызина источал уже просто могильный холод.
— Во-первых, у нас уже давно не «страна советов». Вы не заметили? А во-вторых, вы что? Хотите сказать, что я его убил?
Турецкий намеренно выдержал паузу, не стал торопиться с возражениями. Но отвечать все-таки пришлось.
— Нет. — Он поглядел на Талызина с обезоруживающей прямотой. — Но ведь вы лучше, чем тот… ваш друг… просчитывали ситуацию и знали, насколько она опасна. Я имею в виду только это. И ничего другого.
Талызин вздохнул с явным облегчением. Беседа со следователем явно шла к завершению, и Талызин вновь вспомнил про Наточку. Если бы он в этот момент взглянул на Турецкого, он бы мог прочесть на его лице свой будущий приговор. «Я-то знаю, что ты заказал убийство, — явно говорили глаза Турецкого. — И сделаю все, чтобы это доказать».
А Талызин еще не знал, что Александр Борисович привык выполнять все обещания, которые давал самому себе. Размышляя, Турецкий немножко расслабился, пока Талызин стоял, отвернувшись к широкому окну. Когда банкир обернулся, лицо и фигура следователя изображали абсолютное согласие с мнением собеседника.
К облегчению хозяина кабинета, гость поспешил откланяться. Но после его ухода Талызин долго сидел, опершись лбом на руки. Наточку он так и не позвал.
Обдумывая итоги непрошеного визита и вопросы гостя, банкир все более тревожился. Он решил снова позвать Игнатова и спросить, как быстро тот сможет закрыть пасть этому зверю. Пусть потребуются любые деньги — игра стоит свеч!
Глава 30 Бандиты сговариваются
Выходной подвернулся как нельзя более кстати. Игнатов выехал за город и назначил встречу Борцу в лучшем месте, которое только можно было вообразить, — на рыбалке. Время пошло на часы. «Боинг» с пятью миллионами евро вылетал в среду. Надо было обговорить еще раз всю операцию в мельчайших подробностях. А где это лучше было сделать незаметнее, не вызывая подозрений? Только на рыбалке. Поди докажи, кто к тебе подошел и подсел. У Игнатова уже давно выработался такой метод. И он еще ни разу не давал сбоя.
До своего генеральства, еще молодым капитаном, он подружился с одной крестьянской семьей в деревушке, расположенной на самом берегу Истринского водохранилища. Занесла его нелегкая, а точнее, трудное служебное дело в то местечко. В деревеньке убили тракториста. За время расследования он пожил в многодетной крестьянской семье, и дружба с ней получилась на десятилетия. Хозяин избы, отец семейства, приохотил Семена Игнатова к настоящей рыбалке. Раньше Семен радовался любой уклейке, пойманной на берегу узкой Сетуньки, и, очутившись на просторах водохранилища, просто обалдел. Там и рыба пошла другая.
Назначив Борцу встречу в бухточке, поросшей лесом, которую тот уже знал, Игнатов приехал накануне к своим деревенским друзьям, переночевал, чтобы затемно выплыть на лодке и порыбачить всласть. Кто его заподозрит? Кому взбредет в голову следить? В предвкушении рыбалки настроение было хорошим.
В четыре утра он поднялся самостоятельно, хозяева еще спали. Выпил стакан горячего чая, чтобы унять утреннюю дрожь, влез в сапоги, накинул телогрейку и, захватив из сарая весла, спустился к воде.
Хозяйская лодка качалась на волне залива. Дул, как всегда, северный ветер. Он почему-то всегда дул здесь с севера. Игнатов подумал, что клев в такую ветреную погоду будет плохим. Но рыбалка имела для него прелесть сама по себе. Он отомкнул тяжелый замок хозяйским ключом, освободил цепь, которой лодка была прикована к замшелой коряге, и выплыл на водный простор, чувствуя, как всегда, восторг и трепет.
Туман висел над волнами, отслаиваясь от воды. По мере того как Игнатов приближался к нему, он отступал, поднимался, цепляясь за ветви прибрежных осин и берез. Приезжая на водохранилище, Игнатов любил удить только в одном месте, напротив маленького заливчика. Это место, по-видимому, любила и рыба. И Игнатов никому не выдавал свой секрет.
До заливчика надо было грести не меньше двадцати минут, и он приналег на весла, постепенно согреваясь и приходя в отличное настроение. Среди удовольствий жизни он испытал, наверное, все и гордился тем, что соблюдает при этом должную меру и осторожность. Коньячок потягивал не спеша и не усердствуя. Даже сейчас в телогрейке булькала фляжка, но он не собирался ее открывать до первой рыбацкой удачи. Бабы тоже его интересовали. Платные девочки могли устроить любой массаж. Иногда и задаром — власть давала такое преимущество. Но Игнатов никогда не переступал грань. Единственной его страстью, где он не знал удержу, была рыбалка. И сейчас, приближаясь к заветному месту, испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение.
Оставив позади залив и выгребая против ветра, он бросил наконец якорь и стал разматывать снасти. Немецкий дорогой спиннинг, подарок нижних чинов к юбилею, он оставил на дне лодки про запас, а две телескопические удочки забросил по обеим сторонам лодки, установил на держателях и принялся наблюдать за поплавками. Пошло наконец самое дорогое время, которое, судя по народным прибауткам, не входит в отмеренную судьбой продолжительность жизни, а как бы дается сверх этого. В такие минуты все остальное словно отступало. То, что Игнатов, исполняя приказы банковского воротилы, лишал жизни других людей, то, что он присутствовал у себя в кабинете при избиениях, а по существу пытках, никак не относилось к рыбалке. Тут, в природном естестве, он становился другим — милым, добрым, компанейским мужиком, готовым прийти на помощь, поддержать шуткой, поделиться последней сигаретой. Он бы сам ужаснулся, если бы ему рассказали в этот момент о нем самом. Он умел отключать свою память, пока были вода и рыбалка. Когда он сидел один в лодке, время двигалось совсем по-другому. Поплавок прыгал на волне, чайки кружились, солнце поднялось над черной полоской дальнего леса и ослепительной дорожкой пробежало по воде.
Прошел час. Рыба плескалась вокруг. В черных стылых недрах плотвичка спасалась от щук, одержимый голодом окунь пожирал молодь, выскакивая в пылу охоты над водой, где-то крался могучий судак. Игнатов нутром чуял его присутствие. Но ни одна рыба не брала приманку. Поплавки весело прыгали на мелкой волне, которую по-прежнему гнал холодный северный ветер.
Наконец Игнатов не выдержал и взялся за спиннинг. Рыба бурлила вокруг, как в супе, и надо было ее взять любой ценой. Первые попытки ничего не дали, кроме удовольствия подержать в руках изящную немецкую игрушку. Он взял ее с собой на водохранилище в первый раз. Немецкие дизайнеры были, конечно, хороши. Но узел на леске образовался так же быстро, как и на наших отечественных спиннингах. Дальность забросов пришлось сократить. Но Игнатов уже вошел в раж и не унимался. Наконец ему повезло. Он почувствовал удар в руке — в блесну вцепилась крупная рыба. Игнатов попробовал наматывать катушку, но рыба дергала рывками настолько сильно, что эту затею пришлось оставить. Он отпустил леску и позволил рыбе походить в относительной свободе, чтобы она успокоилась. «Щука или судак?» — билось в его мозгу. Он давно мечтал поймать судака, но из крупных рыб попадались только щуки. Даже подлещика, которым можно было бы похвастаться, ни разу не поймал. Судака видел только однажды, в «телевизоре». Так именовалась рыбацкая снасть площадью в квадратный метр с натянутой сеткой. При нем хозяин вытащил «телевизор» из глубины, и в одной из ячеек застрял маленький судак. А другим рыбакам попадались особи до шести килограммов.
