— Чего чистить-то?
— Картошку… Рыбу.
Самойленко помолчал и вспомнил недавнюю свою поездку на Селигер. Мертвого Степана нашли в самом непристойном положении с разорванными трусами Эльвиры, зажатыми в руке. В том, что он пытался совершить с ней насильные действия, не было сомнений. Не на глазах же у мужа! Где же находился Виткевич? Значит, к этому времени директор банка был убит. Из этого следует, что Степан знал о подготовке убийства и был заодно с киллерами.
— Как вы думаете, кто убил директора банка?
Беглов пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Выстрелы кто-нибудь слышал?
— Я лично — нет! Смирнягину вроде что-то почудилось. Но и он махнул рукой. Рядом сучок под вороной треснул, и то слышней было.
— Степан Бескровный мог быть связан с убийцами?
— А как?
— Сам он мог застрелить человека?
— Смотря кого! Если надо, он не церемонился. Но чтоб на хозяина руку поднять? Не-е-ет…
— Выходит, что так и было.
— Это какие же деньжищи надо было ему заплатить?
— А если не деньги, а любовь и ревность? Как он относился к жене Виткевича — Эльвире?
Беглов заерзал на табуретке, стараясь подобрать самое точное слово.
— Культурственно…
— Другие охранники так же относились к Эльвире?
— А что? Нормально. Не девка она какая-нибудь. Жена хозяина. Один раз по пляжу днем прошлась в купальнике. А купальник что? Две нитки поперек. Ребят и закрутило. Глухомань. Будто вокруг на тыщу верст женщин нету. Но чтобы кто слово сказал…
— Кто первым нашел убитых?
— Данила… То есть Смирнягин. Когда на обед они не пришли, мы побежали туда, где ему почудился выстрел. Ну и… нашли.
— Вас удивило, в какой позе лежал Степан?
— Да… Эта… — Глаза у Беглова заметались. — Думаю, может, подстроили. Чтобы на Степана стали думать… Как это?… Ложный след.
— Ничего необычного не заметили вокруг? Какие-нибудь следы…
— Как тут заметишь? Кругом папоротники. Я хотел Эльвиру оттащить от Степана, чтобы не так срамотно было. Но Смирнягин не дал. Говорит: следствию понадобится.
— А вы не соображали?
— Не-а… Растерялся.
— Куда лодка подевалась?
— Уплыла.
— Сама? Без людей?
— Когда мы вернулись, лодки не было. Может, плешивый ждал специально, когда мы уйдем.
— Вы думаете, он убил?
— А кто же еще? Других людей мы не видели.
— За что?
— Почем я знаю? Может, из-за Эльвиры. Одна женщина на столько мужиков… Это же какую смелость надо иметь? Тут Владимир Ильич не рассчитал. С огнем шутил. Вот… и получилось.
— Значит, считаете, из-за женщины получилось?
— А то… Вот и на Степана затмение нашло…
— «А то, а то», — передразнил с досадой Самойленко, подписывая Беглову пропуск. — Ладно, свободен. Помни про подписку о невыезде.
Беглов по-военному козырнул.
Вечером Самойленко вызвал Данилу Смирнягина. Широкоплечий амбал с утиным носом и маленькими злыми глазами, он был себе на уме и, без сомнения, знал больше, чем говорил.
Следователь беседовал с ним больше двух часов, повторяя примерно те же вопросы, которые перед этим задавал младшему охраннику убитого банкира. Необходимо было точно выяснить, кто находился в сговоре с убийцами. В том, что Степан Бескровный выполнял поставленную ими задачу, Самойленко не сомневался. Но видимо, смерть Степана напугала других охранников. Во всяком случае, упоминание о Степане вызывало у них настороженность. Особенно у Данилы Смирнягина.
Он пришел в своей обычной спецформе, ладно сшитой, с нашлепками охранной фирмы «Беркут». На вопросы отвечал отрывисто и точно.
— В котором часу вы услышали выстрелы? — задал вопрос Самойленко.
— В десять тридцать пять.
— Сверили по часам?
— Привычка.
— Почему не отреагировали сразу? Не побежали?
— Первый выстрел меня насторожил. Но когда последовали еще три, я подумал, что Виткович в своем репертуаре. Забавляется.
— А что значит «забавляется»?
— Хозяин любил пострелять. Если на вольном воздухе, где-нибудь в лесу, на даче или в поле, обязательно норовил подстрелить сороку или ворону. Я как-то подошел: сорока подстреленная лежит. Еще шипит из последних сил, еще живая. И такая красивая. Белая вся, только бусинки крови на груди. А крылья не черные, а с каким-то зеленым отливом. Наверное, самая красивая птица в наших краях. Как-то жалко ее стало. Я говорю: «Зачем, Владимир Ильич?» А он мне в ответ: «Руку тренирую». Вот и я, когда услышал четыре выстрела, подумал: забавляется. Мне и в голову не пришло, что их там положили всех троих. Перед этим к рыбакам прибывшим я пригляделся, но ничего особенного не заметил. Причалили они деликатно, метрах в пятидесяти от нас, чтобы не помешать. На Селигере места много. Особенно в диких местах. А когда в два часа директор не явился, мы и рванули туда, откуда слышались выстрелы.
— Почему только в два часа? — спросил Самойленко.
— Контрольное время, — ответил Смирнягин. — Так договаривались.
Полагаясь на свою интуицию, Самойленко решил, что сидевший перед ним охранник либо не имел сговора с убийцами, как Степан Бескровный, либо искусно притворяется.
— Значит, председатель правления банка Виткевич, его жена и охранник ушли в лес в половине восьмого? Так?
Смирнягин кивнул.
— Примерно через полчаса причалила лодка с тремя неизвестными? Так?
— Да.
— Откуда? Она повторила ваш путь от пристани или пришла с противоположной стороны?
Смирнягин задумался.
— Не помню, — ответил он наконец. — Когда я заметил их, лодка шла уже перпендикулярно к берегу в сотне метров.
— Откуда у вас такие точные определения: пятьдесят метров… сто метров… Наугад?
— Нет, почему? Точно! Привычка. Тренировки. В коридоре, например, от лестницы до вашего кабинета примерно семьдесят шагов. Можете проверить.
— Хорошо. Если будет время, посчитаю. Но вернемся на Селигер. Как же вы так прошляпили? Увидели неизвестную лодку, на ваших глазах трое незнакомцев, едва причалив, сразу ринулись в лес. А вы, персональная охрана, и ухом не повели?
Что-то похожее на обиду промелькнуло на лице плечистого охранника.
— Нет, почему? — заторопился он. — Те, неизвестные, не сразу в лес ушли. А сперва поставили сеть. Как заправские рыбаки. Правда, близко от берега. Но я подумал, может, место знают. Я даже крикнул: «Чего близко-то?» А мне плешивый ответил: «Нормально».
