Словно в подтверждение его догадки, послышался звон разбитого стекла в горнице. Крепыш метнулся туда и снял выстрелом чью-то тень. Но, зная методу «банковских», подумал, что, скорее всего, это муляж. И он поддался обману, обнаружив себя. И тотчас через окна и тонкие доски полетели пули. В одиночку на всех фронтах Крепыш действовать не мог. Поэтому он подпер дверь в горницу толстой доской, лежавшей в сенях, и отрезал тем самым дальний участок.
Пробравшись в хлев и разобрав часть крыши, он увидел наступающих и меткими выстрелами уложил двоих. Ханурика среди них не было, и Крепыш все время держал его в уме, хотя опасался меньше других.
Деревня затаилась, хотя Крепыш был уверен, что кто-нибудь, хотя бы сам опер Акимыч, уже сообщил по телефону в Ступино о стрельбе. И оттуда наверняка мчится милицейский наряд. Значит, надо продержаться не больше получаса. И рвать когти, потому что для него, Крепыша, появление ментов означает то же самое, что и налет «банковских».
Если Горбоносый почует опасность и уведет своих, а менты еще не приедут, настанет самое время исчезнуть. Один шанс из тысячи. Другого не будет.
За деревней в поле послышались выстрелы. Крепыш подумал было, что явились менты и отобрали у него последний шанс, но скоро все стихло.
На самом же деле решалась судьба оперуполномоченного Ивана Акимовича Веселова.
Он уже почуял опасность и стал пробираться задами, через сады к лесу. Тут его и настигли. Акимыч бежал, отстреливаясь на ходу. Но сердце не выдержало, разорвалось раньше, чем настигли пули. Расстреливали его уже мертвого. Для верности.
Когда настала тишина, Крепыш догадался, что теперь еще круче возьмутся за него. Он хотел подобраться к разбитому окну и оценить обстановку. Но автоматная очередь вновь прошила оконные переплеты. Он отпрыгнул в другой угол и увидел на участке новые движущиеся силуэты. Значит, Борец прислал из Москвы не меньше двух машин.
Пока Крепыш прислушивался, с треском вылетела наружная дверь. Но в проеме никто не появился. Крепыш в прыжке преодолел сени, перевернулся, сжимая пистолет в руках. И выпустил несколько пуль по метнувшимся теням.
«Банковские» сжимали кольцо. Крепыш выстрелил несколько раз, считая патроны. Дверь, ведущая в горницу, дернулась. Доска держала крепко, потом начала сползать. Крепыш выстрелил в наметившуюся щель для острастки, чтобы пощекотать нервы. Возня в горнице прекратилась.
— Выходи! — донесся властный голос Борца, и хрипоток потоньше заверещал, как будто из-под руки: — Сожжем! Сожжем!
Материнский дом было жаль. Менты не подъезжали, «банковские», как стая волков, могли успокоиться только его смертью. Крепыш чувствовал, что они уже сидели на крыше, проникли на чердак. Как ни экономил Крепыш, а в двух пистолетах остался один патрон. Стрелять в себя не хотелось. Пробиваться с одним патроном было безумием. И все же он, сжимая пистолет в руке, вышел на крыльцо. Разве вся его жизнь до этого не была сплошным безумием? В полной тьме он дошел до забора. Прямо до калитки, за которую он так любил выбегать в детстве. На него уставилось автоматное дуло. Правая рука его, сжимавшая пистолет, дернулась, но выстрелить он не успел. Автоматная очередь прошила насквозь. В тот же миг с треском открылась дверь из горницы и, распластавшись в прыжке, на упавшее тело Крепыша рухнул с поднятым ножом Ханурик. Крепыш еще дышал, когда лезвие ножа вошло ему в сердце. А Ханурик в исступлении продолжал наносить удары еще и еще.
Кончилось все так же внезапно, как началось. Гул моторов, скрип тормозов и непроглядная темнота. Точно луна, удостоверившись в низости человечества, решила навсегда покинуть землю. Тучи не пропускали ни капельки света. Дождь с ветром смыл и затянул глиной оставшиеся следы.
Спрятавшись в ельнике, машины Горбоносого переждали, когда проедет наряд милиции. Телефон Горбоносого работал только на прием, и голос недавнего дачника, затянутого на этот раз в полковничий мундир, передавал ему точные координаты пути следования милицейского кортежа.
Дом Галины Макаровны уцелел. Когда милиция, уже никого не опасаясь, вошла на участок, слепящий свет фонарей выхватил распластанного на земле мужчину и ползающую вокруг него старуху.
Крепыш выглядел спокойным. Лицо после смерти обострилось, черты его сделались тоньше и беззащитнее. Теперь уже мать не могла обознаться и, ползая вокруг, обнимала сыновнее тело и повторяла беспрестанно:
— Алик!.. Алик!..
Глава 22 Подозрительное совпадение
Результаты неудачного рейда в Ступинский район уже были известны, когда Турецкий приехал в МУР и поднялся к Грязнову.
Вячеслав Иванович встретил его с грустным видом. Махнув рукой, произнес:
— Стоило нам потянуть за нужную ниточку, как ее тут же оборвали.
Турецкий после утренней зарядки и двух чашек кофе чувствовал себя гораздо бодрее друга.
— Может быть, эта ниточка ничего бы и не дала, — ответил он. — Тот киллер мог и не вывести нас на след. Гораздо важнее сейчас другое.
— Что?
— Совпадение рейдов. «Банковских» наверняка кто-то предупредил. Они ведь не двигались, пока мы не получили шифровку из Ступина. Заслуга того старого опера, которого придется награждать посмертно. И тут же «банковские» сорвались с места. Они знали и о времени нашей акции. И убрались восвояси. Кто-то их информировал. И я тебе скажу…
Грязнов даже весь подался вперед, боясь пропустить слово.
— …какой-то милицейский чин, — спокойно закончил Турецкий.
На лице Грязнова выразилась досада. Он откинулся в кресле.
— Уф! Пинкертон… мать твою…
Турецкий закурил и некоторое время молчал, собираясь с мыслями.
— Ты не дослушал, — произнес он наконец. — Да, милицейский чин. Но где его искать? Пойдем простым логическим путем, как в известном фильме.
— Пойдем вместе, — согласился, пряча усмешку, Грязнов.
— Могли им сообщить из Ступина? — спросил Турецкий.
— Да, — согласился Грязнов.
— Нет! — сказал Турецкий. — Вряд ли… Тогда надо думать, что это всероссийская организация с разветвленной сетью агентов по всей стране. Такой вариант я исключаю. Скорее всего, предупредили местные осведомители. Московские. И следует искать их в недрах МУРа и прокуратуры. Значит, надо танцевать от печки: кто знал о донесении ступинского опера? Что делал каждый из них по часам и минутам?
По мере того как он говорил, огорченное лицо Грязнова вытягивалось, теряло грустное выражение, становилось тверже, суровее.
— Когда? — спросил он, когда Турецкий сделал паузу, чтобы закурить.
— Мне нужны эти сведения сегодня.
Грязнова буквально заколотило.
— Может быть, завтра утром? А? — попросил он. — Люди в разъездах. За ночь в Москве семь убийств и три изнасилования. Это не считая квартирных краж, драк и прочих мелких преступлений. Группы подростков схлестнулись у бара на Никитской. Покалечено несколько человек. Трое при смерти. Называется, выпили пивка.
