— Стараемся, — с притворным смущением произнес Турецкий.
— Вот об этих стараниях я бы и хотел услышать.
Меркулов в своем мундире всегда выглядел величественно. Даже речь менялась. Точно без мундира, в цивильной гражданской одежде он мог шутить, смеяться, называть друзей по именам. Но, надевши прокурорский темно-синий мундир с золотыми пуговицами, стремился только к одному — улавливать шевеление начальства, с нижестоящими обращаться как можно строже и повелевать.
Подхватывая игру и привыкнув к таким метаморфозам, Турецкий старался вести себя тише, изображал подобострастие, пока оба не начинали безудержно хохотать. Но сейчас было не до смеха. Хотя в любой ситуации командный тон Меркулова Турецкий без иронии не воспринимал.
— Допрошены два десятка свидетелей, — скромно сказал он.
— Это, конечно, ничего не дало? — догадался Меркулов.
— Ну почему же? — глядя в сторону, парировал Турецкий. — Один наблюдательный бомж видел двух незнакомых людей, заходивших в подъезд как раз в то время, когда был убит Викулов.
— Кто они? — загремел командирским тоном зам генерального прокурора.
— Мужчина и женщина.
Меркулов задумался, перевел дыхание. Потом произнес издевательским тоном:
— Ну, удивил, Санек! Как же их искать среди двенадцати миллионов? Или сейчас уже больше людей в Москве? Что еще удалось сделать нашему старшему следователю по особо важным делам?
Турецкий намеренно выдержал паузу, чтобы несколько изменить тональность разговора. Иногда Меркулов начинал давить без меры: сказывалась многолетняя привычка начальствовать. Александр Борисович тоже был не на последних ролях, но так и не научился командовать, вернее, приучил себя сдерживаться.
— Удалось побеседовать с бывшей секретаршей Викулова.
Меркулов поглядел на Грязнова, как бы приглашая его поучаствовать в разговоре.
— Представляю себе, какой кладезь информации. Пустая баба.
— А что так, Константин Дмитриевич? — невинно спросил Турецкий.
Меркулов, не заметив иронии, продолжал греметь:
— Из двух секторов института милиции ее выжили. Оказалось — не нужна. Один Викулов ее и держал.
— Чем держал?
— Известно чем…
— Так вот, Костя, — Турецкий перешел на жесткий тон, — эта пустая баба дала ценнейшую информацию. Она оказалась очевидцем убийства.
Глаза у Меркулова полезли на лоб.
— Одного из двух убийц она запомнила. И в ближайшее время мы будем иметь его фоторобот.
— В какое ближайшее? — с досадой произнес Меркулов, все еще недовольный собственным промахом.
— Дня через два, — сказал Грязнов.
— Да вы что?!
— Она находится в тяжелом состоянии. В больнице. Сотрясение мозга… — продолжил Вячеслав Иванович, уже знавший от Турецкого о ценной свидетельнице.
Но Меркулов уже поднялся и опять загремел:
— Да вы что?! Этих двух киллеров могут убить, заметая следы. Они могут залечь на дно, в конце концов. И ценность полученной информации будет сведена к нулю. Немедленно! Сегодня должен лежать у меня на столе фоторобот. И не только у меня — у всех сотрудников милиции Москвы и области. Нужно объявить их в федеральный розыск по всей матушке-России. Пусть врачи накачают секретаршу любыми средствами, чем угодно. Дорог каждый час.
— А если?.. — начал Турецкий.
Меркулов напрягся, вперив в него яростный взгляд.
— Знаешь, что такое указание вышестоящего руководства?
Турецкий вытянулся в струнку:
— Слушаюсь!
— Слава! — Меркулов повернулся к начальнику МУРа. — Очень тебя прошу. Возьми это на себя. И сделай так же быстро, как сделал бы Турецкий. У него куча недостатков, но некоторые достоинства, несомненно, есть.
Грязнов крепко сжал ему локоть, показывая этим, что соглашается со всеми доводами.
— А для тебя, Саша… — Меркулов погрустнел и сник. — Одно очень деликатное поручение. Надо встретить Марину.
Всего ожидал Александр Борисович, только не этого.
— Костя! — взмолился он. — Я не хочу быть черным вестником для этой бедной девочки. Пусть встретит кто-нибудь другой.
— Она уже знает обо всем, — сухо прервал его Меркулов. — Оттого и прилетает. Ее самолет приземляется через час. И, кроме того, другой достойной кандидатуры у меня просто нету. Ты же у нас самый большой знаток женской души.
— Костя, сейчас не надо об этом, — попросил Турецкий.
— Как раз надо, Саша, — серьезно ответил Меркулов. — Чтобы ободрить немного, уменьшить боль у девочки. Тут нужен не только ум, но и опыт.
Марине хотелось, чтобы самолет летел бесконечно и не приближался к Москве. Но объявили посадку. Запретили курить. Она нарочно не пристегнулась ремнями, но и тут обошлось благополучно. Выходили в наступившей духоте на белые раскаленные плиты, между которыми непостижимым образом пробивалась зеленая трава. Марина попыталась взглядом зацепиться за траву, чтобы сдержать поток отчаяния. Но он все нарастал, захлестывал. И когда ей показалось, что она никогда не дойдет до здания аэровокзала, где недавно ее провожал отец, в толпе встречающих показался человек, который больше других напомнил о недавнем счастливом времени. Турецкий махнул рукой. Марина ответила. Отчаяние не уменьшилось, но прибавилось каких-то внутренних сил. И Марина, протянув руки, дошла до первых поручней и ухватилась за них.
— Я нашел одного убийцу, — сказал Турецкий. — Скоро найду и второго. И они расплатятся за все. Ты мне поможешь?
Он сознавал, что безмерно преувеличивает. От фоторобота до поимки преступника дистанция огромная. Но ему важно было успокоить Марину.
— Что нужно делать? — еле слышно спросила она.
— Потом объясню. Это очень важно.
Ощущение своей полезности, необходимости помогло ей справиться с навалившимся горем. Всю дорогу она плакала, ожидая скорбной встречи с отцом. Но поняла, что выдержит.
Грязнов сдержал свое слово. А еще большим молодцом оказалась Лидия Петровна. Она мужественно перенесла поездку в ГУВД и ЭКУ — экспертно-криминалистическое управление. Ее сопровождала лечащий врач, но никаких экстренных мер не понадобилось. К вечеру сотрудники ЭКУ изготовили фоторобот одного из киллеров. Фоторобот был напечатан в типографии ГУВД и разослан во все отделения милиции города. Одним из первых его получил генерал-майор милиции Семен Николаевич Игнатов. И Борец, или, как его называли, Горбоносый получил второй раз за последние дни «приглашение» на Волхонку. Это значило, что в известном ему отделении милиции следовало взять важное сообщение.
И незамедлительно.
Глава 16 Беглец
У Крепыша было нежное домашнее имя — Алик. Но так его никто не называл уже много лет. Он и сам начал забывать свое имя. Ни отец, ни мать так ни разу и не вспомнили о нем с тех пор, как он убежал из дому.
