С лязгом стукнула наружная дверь. Лидочка поглядела сверху на головы вошедших — «Не он!» Вошли двое, рыжеволосая женщина в сваливающихся башмаках и низкорослый крепыш. Даже сверху было видно, какого он маленького роста.
Вошедшие не стали никуда подниматься. Может быть, поговорили. А скорее всего, обменялись жестами. Голосов она не слышала.
Время остановилось, и Лидочка не могла сказать, через сколько минут входная дверь лязгнула снова и появился спешивший наверх Викулов с желтым портфелем. Он не стал дожидаться лифта и начал подниматься по ступеням. Низенький крепыш отвлек его внимание белым халатом и вырвал желтый портфель. Рыжеволосая женщина выступила вперед и дважды выстрелила. Это были слабые хлопки, но кровь из головы Василия Георгиевича брызнула в разные стороны.
Убийцы — женщина и коротышка — тотчас скрылись. Сломя голову, Лидочка пронеслась четыре лестничных пролета и прижала к груди окровавленную голову Василия. Не пытаясь разобраться, почему это случилось, она поняла одно: это закончилась и ее жизнь.
Глава 13 По трупам — как по шпалам
Звонок был долгий. Игнатов поморщился. Допил коньяк, закусил шоколадной конфеткой. Дождался, пока тепло разольется по телу и боль утихнет. Десять лет врачи предполагали у него гастрит. А причина боли в боку оказалась другой — камни в желчном пузыре. Как будто раньше не могли догадаться. Специалисты! Коновалы! Наконец одна молоденькая врачиха высказала подозрение насчет камней, и оно подтвердилось. Правда, самому Игнатову от этого не легче. Надо делать операцию, причем полостную. А это не зуб выдернуть. Неизвестно, чем обернется. Пока врачи не «зарезали», он придумал собственный метод спасения — неполный стакан коньяка и маленькая шоколадка. Боль как рукой снимает. Лучше всяких лекарств. Пробовал закусывать лимоном, получается хуже. Наверное, какое-то раздражение происходит. А шоколадка в самый раз!
Игнатов убрал с полированного стола бутылку и стакан. Смахнул капли ладонью. В огромном кабинете было прохладно и сумеречно. Во всем управлении это был самый лучший кабинет. Солнце заглядывало только ненадолго, с утра. В остальное время можно было работать. Разноцветные телефоны сгрудились на маленьком столике, о который Игнатов вечно зацеплялся, когда доставал бутылку. Цепляясь, он думал: надо заменить. Но все оставалось по-прежнему.
Боль прошла, долгий звонок повторился снова.
— Как дела, Семен Николаевич? — услышал он низкий голос астматика, тяжело дышавшего в трубку.
— Ты откуда звонишь? — недовольно осведомился он.
Этого звонка он давно ждал.
— Из автомата.
— То-то тебя совсем не слышно. Перестань дышать в трубку.
Перебирая карандаши, лежавшие на полированном столе, с внезапным раздражением Игнатов подумал: «Все эти спортсмены одинаковы. В сорок лет — проблемы с сердцем. В пятьдесят уже одышка и пить нельзя. А потом и бабу не поиметь. Вот он, спорт. Уже тяжелое дыхание. Кому это нужно?»
— Не собираетесь на рыбалочку в выходные дни? — прохрипел далекий голос.
— А что? Есть на кого посмотреть?
— Сосед у меня вернулся с той самой речки. Клев, говорит, отменный. Наловил по полной программе.
— По полной программе, говоришь?
— Так точно.
— Ладно, подумаю. Если не разболеюсь.
Не прощаясь, положил трубку. Долго сидел неподвижно. С рыбкой, значит, получилось. Один из главных его врагов отправился в мир иной. По этому случаю можно принять еще. Там оставалось на донышке.
Игнатов потянулся за бутылкой.
Борец, сжав зубы, тоже положил трубку. Он испытал точно такое же раздражение, как Игнатов. Но подумал, что до поры до времени этого чванливого генерала придется терпеть. И ведь не скажешь «генералишку». Как «капитанишку». Нет. Магическое звание. Народ всегда робел перед ним, этим званием. Борец подумал о том, что и ему когда-то светило. И прозвище у него было другое. Не Борец, а Летун. А еще раньше Зуб. Потому что долго после драки ходил с выбитым зубом. Но это мальчишеские годы. А потом — осуществившаяся мечта. И он — курсант летного училища. Вон откуда начиналась генеральская дорожка. Он привык быть первым. В любой драке старался, чтобы непременно его был верх. И в училище других превзошел. В учебных боях никто не мог его переиграть. Уже рапортички о нем подавались командованием куда следует. Медальки вешали раньше, чем другим. И по званиям товарищей обходил. До того случая…
Спустя тридцать лет воспоминание о том случае вызывало злобу. Он хорошо помнил холодный промозглый день, когда здоровущие, румяные, они с приятелем Славкой — из той же эскадрильи — завалились после охоты в придорожную пивнушку, которая называлась громким иностранным именем «Бар». Охота оказалась неудачная. Раненый секач ушел от обеих двустволок. И чуть было не пропорол приятелю бок своим кривым аршинным клыком. Оба охотника все еще переживали случившееся, и потому настроение было злое и веселое. Надрались по этому случаю выше крыши. А тут компания подвернулась, с которой затеяли потасовку. Оказалось — высокие милицейские чины. Тоже, между прочим, не за водичкой пришли в пивную. Помнились наглые красные рожи, не желавшие ни в чем уступать. И драчка-то вышла на равных, хотя ментов было больше. Кто-то из них и вызвал патруль. «Летунов» повязали. Потом в милиции избили так, что оба летчика попали в больницу с сотрясением мозга. А дальше — пришили дело о нападении с оружием на трезвых высоких чинов. Оказывается, эта пьянь инспектировала участок. Срока, правда, не дали и до суда не довели. Видно, кому-то из ментов не хотелось засвечиваться.
Но обоих горе-охотников поперли из армии, из авиации. А что они еще могли делать? У Славки была семья, любимая жена, которая потом его бросила. А Генка оставался один. Ему было легче. Хотя лютая злоба с той поры доверху наполнила его сердце.
Несколько лет бывшие летчики мыкались на грошовых заработках. Просились на летную работу. Один раз дело чуть не выгорело. Не Славке, а ему пообещали взять в один «ящик» испытателем. Но послали запрос в старую часть. И друзья из полка, с которыми много хлеба-соли было съедено, дали такую характеристику, что завод тотчас прервал всякие контакты. Геннадий выдержал этот удар. А Славка сгинул. Устроился путевым обходчиком на железную дорогу. Уже после того, как ушла жена. И положил голову на рельсы.
Да… Цену мужской дружбы Борец узнал сполна. И никаких иллюзий на этот счет не питал. А потому и жалость ему стала неведома. И к своим, и к чужим. Когда работал дворником и собирал бутылки. Когда учил каратистов в спортивной школе, тоже внушал: больше злости! Злости! Злости! И послушание… Рафик Умаров эту науку хорошо превзошел, надежный был кадр. И он должен был «мочить» генерала с рыжим портфелем. Этот упертый гусь вздумал угрожать. А чем он лучше меня? — подумал Борец. Или Васьки-косого по прозвищу Крепыш. На этом гусе небось столько же смертей, сколько на Ваське. Даже еще больше. Поэтому Борцов не колеблясь послал Крепыша на дело. Вместо погибшего Рафика Умарова, как было сказано Игнатовым.
