— Вы знаете, это было очень давно. С трудом припоминаю детали того дня. Кажется, когда Дулепин позвонил, у меня проходило важное совещание. По-моему, я посоветовал ему обратиться в милицию.
— Точнее, по утверждению сотрудников завода, вы порекомендовали ему позвонить начальнику УВД Гордиенко. Вам известно, что его сын является одним из новых владельцев?
— Известно. Но Альберт Васильевич принадлежит к тем людям, которые ставят общественное выше личного. Если человек не прав, он поступит с ним строго по закону, пусть это даже родной сын.
Услышав подобную филиппику из уст мэра, следователи были немало удивлены — сам Альберт Васильевич за время задержания слова доброго не сказал про Владимирцева.
— Вы-то как раз относились к младшему Гордиенко с отеческой теплотой. Когда тот потом выступил в роли «белого рыцаря» и предложил Дулепину продать всю заводскую недвижимость за три миллиона, даже чуть меньше, вы активно поддерживали его. Чем это вызвано?
— Я считал, это хорошая цена.
Александр Борисович посмотрел на Перову. Та сказала:
— По самым скромным оценкам, их недвижимость стоит пятнадцать миллионов.
— Все зависит от того, кто считает, — сказал Владимирцев.
— Положим. Далее — Дулепин послал вам факс: письмо, в котором было сказано, что оформление права собственности было осуществлено Ананьевским народным судом на основе сфальсифицированных документов. Что вы ему ответили?
— Точно не помню.
— На заводе утверждают, что вы вообще ничего не ответили — ни на факс, ни на звонки по этому поводу.
— По телефону я сказал Евгению Трофимовичу, что попытаюсь во всем разобраться.
— Когда вы разобрались?
— Дело длительное. Затем последовали трагические события, я так и не успел разобраться во всем до конца.
— Тем не менее вы пообещали Дулепину, что приостановите действие договора о купле-продаже.
— Что да, то да, — согласно кивнул мэр.
— Теперь по датам, — продолжил Турецкий. — Факс был отправлен утром тринадцатого сентября, на следующий день, четырнадцатого, вы пообещали директору приостановить действие договора. А пятнадцатого сентября лично позвонили в налоговую инспекцию и попросили внести в государственный реестр изменения — о назначении Балясникова гендиректором. Причем они сделали это в течение двух дней, хотя обычно регистрация занимает три недели. Как понимать такой неожиданный реприманд?
На Владимирцева было жалко смотреть.
— Я считал, нужно временно выполнять букву закона, — лопотал он, — а после решения арбитражного суда вернуться к прежнему положению вещей.
— Этот иск о признании незаконности сделки и самоуправстве был подан в конце сентября. Однако арбитражный суд его до сих пор не удосужился рассмотреть. Почему это произошло?
— Мне трудно сказать. Я далек от этой сферы.
— Зато прокурор близок. Следствие установило, что рассмотрение дела было парализовано под его давлением. А сам Виктор Николаевич утверждает, что поступал так по вашему личному указанию.
— Впрямую я этого не говорил.
— А намеками?
— Не знаю. Видимо, он превратно истолковал какие-то мои слова.
Допрос продолжался в таком духе, когда Александру Борисовичу позвонил Грязнов и попросил его зайти к нему. Оставшись с молодой следовательницей, Владимирцев надеялся вздохнуть полегче. Не тут-то было — Светлана буквально загоняла его своими вопросами: почему он разрешил дать младшему Гордиенко всю информацию по металлургическому заводу; почему юристы новых владельцев получили доступ к учредительным документам и сведениям об акционерах; почему он давал Ладошкину чистые бланки со своими подписями… Мэр напоминал боксера, который бегает по рингу и не знает, куда спрятаться от нападающего соперника.
Когда Турецкий вернулся в кабинет, Светлана сразу догадалась по его радостно-возбужденному виду, что у того есть важные новости. Едва заметным кивком и выразительным взглядом он подтвердил: мол, потом расскажу.
— Евгений Афанасьевич, вы знаете, где сейчас находится младший Гордиенко? — неожиданно спросил Турецкий.
Замешкавшись, мэр ответил отрицательно.
— Когда вы с ним последний раз разговаривали?
— Вчера. Анатолий звонил мне, только я не знаю откуда.
— Мы тоже этого не знаем. Скрывается ваш любимчик. Однако он же звонил, наверное, не просто так, не погодой в Зеленодольске интересовался. Видимо, по важному делу. Рисковал человек, его же могли запеленговать.
— Просил обеспечить его отцу хорошего адвоката.
— А телефон свой оставил? Как с ним связаться?
— Нет, не сказал.
Сидя в задумчивости, Александр Борисович пригладил шевелюру, почесал затылок, потом спросил напрягшегося в ожидании мэра:
— Вам часто приходилось отдыхать в Акуловке?
— Не очень, но приходилось. Там расположено наше дачное хозяйство. Иногда хочется отойти от повседневной суеты.
— Я понимаю вас как никто другой. Надеюсь, не в одиночестве скучали?
— Что вы имеете в виду?
— Не то, о чем вы подумали. Хотя, надеюсь, вы не настолько наивны, чтобы считать, будто скрытой камерой снимались только селиховские забавы. Вас тоже не оставили без внимания. Однако сейчас речь о другом. Мы интересуемся, грубо говоря, вашими собутыльниками. Кто составлял костяк вашей компании?
Душа Владимирцева клокотала от негодования: «Ах негодяи! Сняли меня все-таки, приготовили компромат. Ну так черта лысого буду я вас выгораживать! Сам пропаду, но и вам будет худо».
— В основном я ездил в Акуловку, когда меня приглашал Альберт Васильевич. То есть при мне он там был всегда. Очень часто отдыхали Анатолий и Ладошкин, они жили подолгу.
— Кроме Акуловки, у вас были куда-нибудь массовые поездки за пределы города?
— Пару раз ездили в Ярославль, там у Альберта Васильевича есть дом.
— Да, так вот насчет Ярославля, — оживился Турецкий. — Вы знаете адрес этого дома?
— Откуда? Приезжали затемно, гуляли на участке, даже за ограду не выходили.
— То есть дорогу туда показать не можете?
— Нет, не знаю.
— Ладно, Евгений Афанасьевич. Сегодня вы наговорили нам будь здоров. Есть над чем покумекать. Прочитайте протокол, исправьте, если что не так, подпишите. Заодно дайте подписочку о невыезде из Зеленодольска. Чтобы никаких поездок за границу или, не дай бог, в Ярославль.
— Хоть в Москву-то можно?
— Без нашего приглашения — нельзя.
Когда Владимирцев ушел, Александр Борисович собрал всех следователей, работавших по поливановскому делу. Не было только Яковлева, который сейчас находился на задании.