На том и порешили.
Кристина была одета в коричневый брючный костюм и бежевую водолазку. Подстриженные каре волосы делали ее лицо по-современному эффектным — сразу видно борца за права феминисток, и в то же время подчеркивали неискоренимо благородные черты, словно перешедшие к ней со старинных женских портретов. При себе у нее была черная кожаная сумка, размером и формой напоминающая портфель.
Турецкий вспомнил, что на похоронах вице-мэра сотрудники прокуратуры держались общей группой, лишь Кристина находилась рядом с его вдовой, словно родственница или близкий друг семьи. Почему она не стояла рядом со своими коллегами, подумал тогда Турецкий и решил, что этому может быть одно объяснение. Сейчас Кристина в самом начале беседы подтвердила его догадку:
— Должна сразу признаться, в течение почти двух лет до последнего времени у меня были близкие отношения с Юрием Поливановым. Мы всерьез подумывали о женитьбе, хотя тому имелись определенные противодействия как со стороны его семьи, так и моей. Но тем не менее мы постоянно были вместе и, естественно, обсуждали среди прочего рабочие проблемы — все-таки коллеги. Юрий был со мной откровенен, хотя о некоторых вещах умалчивал, — чувствовалось, что-то от меня скрывает, не договаривает. Теперь я понимаю, он волновался о моей безопасности. В его разговорах часто проскальзывал полушутливый тезис: чем меньше знаешь — лучше спишь. Но мы-то с вами понимаем, какова доля правды в этих словах…
Турецкий, не перебивая, слушал исповедь женщины, которая, видимо, долго готовилась к тому, чтобы изложить все накопившееся на душе. Попутно она совершила небольшой экскурс в историю своих взаимоотношений с поливановскими родителями. Рассказала и о напоре, который проявлял ее отец, чтобы выдать дочь замуж за ростовского коммерсанта.
Чувствовалось, все, что говорилось, пока лишь предисловие к главному. Наконец Кристина вплотную подошла и к нему:
— Александр Борисович, как сотрудник прокуратуры, я знала, что Юрий ведет одновременно два дела: о фальшивых деньгах и об убийстве троих предпринимателей, совладельцев металлургического завода. Позже они были у него отобраны. Между тем мне известно, он довел их почти до конца.
— Не может быть! — вырвалось у Турецкого.
— Уверяю вас, не удивляйтесь. Юрий уже оказался на финишной прямой, оставалось нанести завершающие штрихи для полной картины. Он был доволен полученным результатом и в то же время сильно обеспокоен тем, что прокурор Селихов явно препятствует успешному завершению работы. Юрий, опять же, не вдавался в дебри, но совершенно ясно: мешать тот может лишь в том случае, если это опасно для двоих людей в Зеленодольске — мэра и начальника милиции. Эти высокопоставленные персоны полностью подмяли его, вывернули наизнанку, Виктор Николаевич растворился в них и до смешного безропотно выполнял все указания. Уверена, эту странность замечают многие работники прокуратуры.
— Почему же он оказался в их руках марионеткой?
— Трудный вопрос. Произошло это не сразу, но как-то очень резко. Так случается, когда одни люди шантажируют других. Подозреваю, у них в загашнике имеется мощный компромат на Селихова. Только сейчас я хочу сказать о другом: все предшествующие гибели дни Юрий находился в по-хорошему возбужденном настроении. Я знала, когда такое происходит, — значит, он стоит на пороге большого успеха. Правда, судачить о подобных вещах не любил, считал, это сродни хвастовству.
Турецкий предположил:
— Может, боялся сглазить, спугнуть удачу. Поэтому и помалкивал.
— Вряд ли. Суевериями он никогда не грешил. Просто пока работа не доведена до конца, утверждать что-либо нельзя. И меня не удивило, если бы он вообще об этом не заикнулся. Вдруг Юрий однажды посетовал, что Селихов нахрапом вмешивается в его дела, он чувствует нездоровую придирчивость прокурора. Будто тот недоволен тем, как следователь успешно приближается к финалу. Поэтому Юрий сказал, передаю его слова со стенографической точностью: «Дошло до того, что часть документов я до поры до времени спрятал в надежном месте».
— Копии?
— Вот и я спросила. А он сказал: «И оригиналы тоже». Это было буквально за два-три дня до гибели.
— Даже ни малейшего намека, что это за место?
— Совершенно. А я, разумеется, не спрашивала. Мне стало немножечко обидно, что он не доверил их мне, а передал кому-то другому.
— Может, просто спрятал в надежный тайник.
— Нет. Сказал, если с ним что-нибудь случится, этот человек сразу перешлет документы в Генеральную прокуратуру.
— Очень странно. Уже двадцать дней, как случилось, а никто ничего не присылал, — сказал Турецкий. — Я бы знал.
— Понимаю. Тогда вашим сотрудникам не пришлось бы собирать свидетельства по крохам.
— Значит, никаких подробностей он вам не сообщил? — спросил по инерции Александр Борисович, не надеясь на положительный ответ.
— Не только подробностей — Юрий даже в общих чертах скупо обрисовал картину. Мне запомнилось такое замечание: он намекнул, что и фальшивые доллары, и убийство троих совладельцев металлургического завода — дело рук одной и той же компании. Сказал: «Если бы ты знала, куда ведут следы, ахнула бы». Как вы понимаете, это очень важный вывод.
— Да, существенный. Спасибо вам, Кристина. Уверен, в нужный момент это многое поставит на свои места.
Они дружелюбно расстались. На прощание Лазаревская сказала:
— Если удастся узнать что-либо новое, обязательно позвоню.
Она позвонила уже на следующий день. Турецкий не узнал ее голос, ему показалось, что говорит мужчина. Собрался пошутить: мол, богатой будет, да слова застряли в горле — таким убийственным тоном разговаривала Кристина. Накануне с ней произошел неприятный случай.
— Как раз то, чего боялся Юрий, — сказала она. — Поэтому избегал рассказывать мне лишнее.
Произошло же следующее. Приехав вчера на Петровку, Кристина отпустила машину, сказав, что в областную прокуратуру доберется своим ходом, а в Зеленодольск вернется на электричке. После встречи с Турецким она решила пройти до Малого Кисельного пешком. Никакого транспорта в том направлении нет, идти же всего минут двадцать. Направилась по Петровскому бульвару в сторону Трубной площади. Ей оставалось с десяток метров до угла, когда она была сбита с ног каким-то торопливым прохожим. То есть сейчас она понимает, что сбили нарочно. А в тот момент решила, что ее саданул плечом уличный лихач, который мчится, не разбирая дороги. Тут же к ней бросились двое мужчин, помогли встать и принялись старательно отряхивать ее темно-зеленую дубленку от снега и грязи. Приговаривая сочувственные слова, отряхивали, отряхивали, потом неожиданно подхватили ее под руки и посадили в стоявшую рядом машину.
— Я опять же ничего не поняла. Думала, они готовы проявить дальнейшую любезность и довезти меня до нужного места. Но вдруг мне залепили рот скотчем, накинули на голову брезентовый мешок, обвязав веревку вокруг шеи. И тут, когда я ничего не видела, мне, простите за каламбур, все стало ясно.
