– Вы помните тот день, когда был убит Вершинин? – спросил Турецкий, усаживаясь на высокий ящик с ветошью, предварительно подстелив газету.
– Воскресенье, шестое мая. – Голос у шофера был столь же бесцветным и монотонным.
– Замечательно, вот и давайте по порядку. Вы не заехали за Вершининым, чтобы отвезти его на рыбалку, почему? – «Важняк» включил диктофон, думая хоть этим расшевелить Горбатко, некоторые от одного вида диктофона начинают беспричинно нервничать, дергаться, – какой там! Никаких эмоций.
– Заехал. – И все. Ни возмущения по поводу того, что его в чем-то заподозрили, ни любопытства – к чему опять все эти вопросы полгода спустя, ничего, даже глаза на Турецкого не поднял.
– Заехали перед рыбалкой?
– Да.
– Во сколько примерно это было?
– Не примерно. Точно в 14.30.
– Точно? Вы ничего не путаете?
– Точно. – Он даже спорил без выражения, как робот: «Планета Шелезяка, воды нет, полезных ископаемых нет, населена роботами».
– Какую машину вы подали?
– Как всегда. Джип «тойоту».
– Так. – Турецкий почувствовал, что его начинает клонить в сон, и спрыгнул со своего насеста. – И что было потом?
– Вадим Данилович уже спустился и разговаривал по мобильному телефону.
– С кем?
– Не знаю.
– Где это все было?
– Тут. Около гаража.
– Хорошо, дальше?
– Я вышел из машины погрузить сумку и снасти. Вадим Данилович закончил разговор. Он сказал, что я ему сегодня не нужен, и попросил выкатить ему «Волгу».
– Часто он так делал – отпускал вас и ездил сам?
– Никогда.
Турецкому вдруг захотелось врезать этому дауну по кислой физиономии, а еще лучше макнуть его рожей в эту бесцветную пасту для царапин. Сдержался он с огромным трудом.
– И вас это не удивило?
– Нет.
– А его охрана, они поехали с ним?
– Нет. Вершинин сказал своему помощнику, чтобы забрал сумку и снасти. И чтобы они ехали вперед.
– Помощник и телохранители не возражали?
– Возражали. Но Вершинин приказал. И они поехали.
«Важняк» больше не мог этого выносить. Он отобрал у Горбатко тряпку и за плечи развернул его к себе:
– Постарайтесь, пожалуйста, припомнить хотя бы несколько слов из того телефонного разговора.
Шофер беспомощно покосился на опустевшие руки, на идеально сверкающее крыло, снова на руки:
– Я слышал только самый конец. Вершинин сказал: «Спасибо, Алеша. Я все понял».
– А как вы думаете, кто такой Алеша?
– Не знаю.
– И последний вопрос, – Турецкий милостиво вернул шоферу тряпку, – на ваш взгляд, если бы Вершинин изначально собирался ехать один и на «Волге», он бы вас предупредил?
– Да.
Выбравшись на свежий воздух, Турецкий выкурил две сигареты подряд и только после этого вновь обрел способность трезво мыслить.
Итак, после звонка некоего Алеши Вершинин резко меняет планы. Алеша, скорее всего, Абрикосов. Но что Абрикосов ему сказал? Сообщил, что испортил мотор? Черт, все слишком здорово работает на версию о лжепокушении. Один только вопрос: зачем Абрикосову было сбегать? Почему он не вернулся на базу и не починил мотор, когда узнал, что спектакль отменяется? Или Вершинин приказал Абрикосову скрыться, чтобы Абрикосова же и обвинить в пособничестве злодеям?
Нет, что– то все-таки не стыкуется. Если Вершинин все спланировал, получил подтверждение, запасся спасательным жилетом и приготовился вдохновенно сыграть роль Чапаева, зачем ему понадобился Друбич? И знал ли Друбич о готовящемся лжепокушении? Если Вершинин ему полностью доверял, должен был знать. Скорее всего, именно он все подготовил и отправился лечиться, чтобы в его отсутствие телохранители вели себя побестолковее, а значит, покушение выглядело бы натуральней.
В прокуратуру Турецкий заглянул в самом конце рабочего дня. Нужно было объясниться с Лией. В принципе извиняться «важняку» было особенно не за что, сцену в кафе, в конце концов, не он спровоцировал, но ради сохранения нормального рабочего климата можно и извиниться, если есть в этом нужда.
Нужды не было. Лия, похоже, давно все забыла, – по крайней мере, была явно рада его видеть.
– Александр Борисович, ну где вы пропадаете?!
– А что, без меня никуда? – довольно ухмыльнулся «важняк».
– Вам уже третий час звонит Осипов.
– Начальник ОМОНа?
– Ну да. Он просто жаждет немедленно поговорить, но непременно с вами.
– О Яковлеве что-нибудь?
– Нет, в том-то и дело, – отрицательно замотала головой Циклаури. – Похоже, у него какая-то информация о той майской машине со взрывчаткой у обладминистрации. Но когда я предложила ему обратиться к Мищенко, который ведет это дело, он отказался и заявил, что будет говорить либо с вами, либо вообще не будет говорить.
– Ладно, где он?
Лия беспомощно пожала плечами.
– Сказал, до шести он занят, а после снова позвонит.
– А сейчас у нас без четверти, будем ждать. – Турецкий подсел к столу и собирался под кофеек разложить пару пасьянсов, но, глядя, как Лия снова уткнулась в бумаги, передумал: – По лодочнику что-то новое есть?
– Отпечатки обоих трупов проверили. Это не Абрикосов.
– Уже хорошо.
– Я съездила к его отцу. В общем-то он достаточно плох, по-моему, в полном маразме, и я не знаю, насколько ему можно верить, но он говорит, что Абрикосов у родичей на Украине. Я отослала срочный запрос в Луганск, есть шанс уже завтра получить ответ. Если даже ответ будет отрицательным, Абрикосов уже объявлен в розыск, возможно, это нам что-то даст. Но, Александр Борисович, – Циклаури с сомнением посмотрела на «важняка», – объясните мне все-таки, вы на самом деле верите, что все как в том пресловутом анекдоте о киллерах, которые ждут банкира в подъезде и, когда он сильно опаздывает, начинают волноваться, не случилось ли с ним чего?
– То есть верю ли я, что готовилось два варианта убийства Вершинина, на водохранилище и около резиденции, а он погиб от случайной пули? – уточнил Турецкий. – Не верю, в данном случае понятие «верю» в принципе неприменимо, но я намерен отработать эту версию до конца. Более того, отрабатывать до конца будем и гораздо более неправдоподобные версии. Готовилось вообще три варианта, то есть и Яковлев оказался на шоссе не случайно. И даже предположение о том, что все эти три варианта или хотя бы один из них готовил сам Вершинин, тоже будем отрабатывать.
