Когда он вышел из метро, уже вовсю лил дождь.
Областной прокурор Жмаков его ждал.
Турецкий увидел его впервые около двух месяцев назад – в Генпрокуратуре был большой сбор, обсуждали судебную реформу и отношение к ней прокурорского корпуса, и Жмаков с трибуны толкал речь об ущемлении прав, которых прокуратуре и так не хватает. Еще тогда «важняк» поймал себя на мысли: встреть этого человека на улице, догадался бы без особых усилий, кто перед ним. Типаж великолепный, просто сошедший с картинки. Человек, возглавляющий прокуратуру криминально-беспредельного региона. Лучше кого бы то ни было понимающий, что здесь к чему, откуда у беспредела растут ноги, но, несмотря на это, а точнее – благодаря этому, источающий уверенность в себе и в завтрашнем дне.
Сегодня прокурор был совсем другой, дружелюбно-подозрительный и невообразимо сосредоточенно-деловитый. Соответственно и разговор вышел предельно коротким. Прокурор поздоровался и поинтересовался, кивнув на мокрый плащ, не подмочил ли «важняк» порох в пороховницах (из чего Турецкий сделал вывод, что не встретили-таки его в аэропорту не вследствие банального разгильдяйства, а по прямому указанию хозяина кабинета). После этого Жмаков пододвинул к Турецкому несколько папок с личными делами и, уткнувшись в бумаги, пояснил:
– Это сотрудники, которые занимались делом Яковлева. – Мог бы сказать: «делом Вершинина», прокомментировал про себя Турецкий, позиция, дорогой товарищ, знакома до боли: все у нас в ажуре, но в Москве кому-то делать нечего, шлют проверку за проверкой. – Я получил особое указание, – продолжал прокурор, – любое ваше пожелание по кадровому составу группы мне надлежит оформить в виде приказа, так что выбирайте себе в помощники кого хотите и сколько хотите. В пределах разумного, конечно. Следователей, как вы, надеюсь, понимаете, у нас ограниченное число и у каждого дел по горло.
– Буду скромен, – пообещал Турецкий.
– Кабинет вам освободили, чувствуйте себя как дома.
Турецкий сгреб личные дела под мышку, но прокурор его остановил:
– Через десять минут, нет, уже через семь, я обязан доложить генеральному, что приказ о создании следственной группы подписан. Поэтому, Александр Борисович, чувствуйте себя как дома прямо здесь.
Так вот к чему все эти церемонии! – усмехнулся про себя Турецкий. Задержись я еще на семь минут – и мое мнение было бы как «мнение народа»: выявлено и узаконено без всякого моего участия. С намерением взглянуть хотя бы на стаж кандидатов в помощники и на их фотографии он открыл первую папку и понял, что выбор сделан. На снимке старательно хмурилась восхитительная южная красавица. Что-то она Турецкому напоминала, бесконечно далекое, из ранней юности, ему даже показалось, он вспомнил, что именно: иллюстрацию к «Герою нашего времени» – Бэла на берегу ручья… если там была такая иллюстрация. Добрых тридцать лет прошло. Оправдавшись в собственных глазах сроком давности, он бегло изучил анкетные данные: «Циклаури Лия Георгиевна 1974 г. рождения, уроженка Златогорска… в 1996 г. окончила Московский государственный университет…» Ну что ж, наверняка толковая девушка. Правда, работает в прокуратуре всего четыре года, но абы кого на дело об убийстве полпреда президента не поставили бы, даже заворотным бэком, тем более – рабочей лошадкой. А кроме того, некоторый недостаток опыта – это даже неплохо, если рядом есть «старший товарищ». И «старшему товарищу» приятно… Чем моложе, тем неангажированнее, приструнил сам себя Турецкий. Пролистав для виду остальные папки, он вручил прокурору личное дело Лии Циклаури.
– Одного человека будет вполне достаточно. Она работала по делу от начала до самого конца?
– Не помню. А это как-то повлияет на ваш выбор?
Турецкий решил считать вопрос риторическим, кивнул и, быстро развернувшись, чтобы не встречаться со Жмаковым взглядом, вышел из кабинета.
Он не успел не то что обосноваться – осмотреться на своем новом месте: появилась Циклаури, без стука, руки ее были заняты тремя увесистыми томами. У него сложилось впечатление, что она все знала наперед и ждала росчерка пера прокурора как выстрела стартового пистолета. Вообще-то Турецкий собирался запереть в сейфе «резерв главного командования» – бутылочку армянского «Ани», сварить кофе и отправляться в гостиницу приводить себя в порядок – из Москвы он вылетел глубокой ночью, а в самолете проспал в общей сложности минут двадцать. Но теперь – куда деваться – в одно мгновение все переиграл, не отсылать же прелестное юное создание, рвущееся в бой, гулять до завтрашнего утра.
Он поймал себя на том, что застыл с бутылкой коньяка перед закрытым сейфом, в то время как девушка мнется в дверях с тяжелыми папками, – положение самое что ни на есть дурацкое для «старшего товарища».
– Проходите, Лия Георгиевна. – Турецкий поставил коньяк на сейф, подхватил у нее бумаги и, указав взглядом на бутылку, добавил торжественно: – Пока не предлагаю. Выпьем после успешного окончания дела.
– Тогда можете начинать, Александр Борисович. Дело завершено три месяца назад. Успешно, успешней не бывает.
Язва, подумал Турецкий. Чего и следовало ожидать. И выглядит не так шикарно, как на фотографии. Впрочем, все равно здорово. А снимку все-таки четыре года, так что пока все без обмана.
– Будем считать, что мы представлены. Вам следует сказать…
– Можете называть меня просто Лией Георгиевной.
Язва, окончательно удостоверился Турецкий, ощутив при этом небывалый прилив сил.
– Итак, уважаемая Лия Георгиевна, прокурор ничего не смог мне рассказать о вашей роли в расследовании смерти Вершинина, но кое-что сразу бросается в глаза. Это было ваше первое серьезное дело, так? Вы проявили себя с лучшей стороны, заслужили благодарность и поощрение. Но некоторые моменты до сих пор не дают вам покоя. – Турецкий пристроил портативную кофеварку на сложенную вдвое старую папку и выплеснул в нее остатки минералки. – Во-первых, есть мелкие фактики, которые образцово-показательное следствие намеренно проигнорировало, чтобы не портили общей стройной картины. Во-вторых, поощрили вас не только за усердие, но и за лояльность. И теперь вас гложет червячок: это были мелкие недочеты, неизбежные в столь громком деле, или края подводной части айсберга? А может, и надводную часть задрапировали до неузнаваемости? И грыз бы вас этот проклятый червячок еще довольно долго, но буквально пару минут назад вы его растоптали. Из духа противоречия.
Лия мило улыбнулась:
– Будем считать, Александр Борисович, вы его реанимировали. Вопрос позволите?
– Давайте.
– Как вы прозорливо заметили, я могу быть и усердной, и лояльной. Чего именно вы от меня ждете? Иными словами, я хочу понимать конечную цель нашей совместной деятельности.
– У вас остались сомнения по окончании следствия?
– Да.
– Вот и будем считать, Лия Георгиевна, что наша цель их разрешить.
– Допустим. А как насчет ваших сомнений? Вам известно, что-нибудь такое, чего не знаю я? Вы прилетели возмещать ущерб, нанесенный авторитету покойного полпреда нелепыми сплетнями или в Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда России действительно умудрились отыскать в деле какие-то процессуальные нарушения?
