Записку и пятьсот рублей положил на кухонный стол. Бабка не дура, все поймет правильно. Надо ж и ей небольшой праздничек устроить…
Долго осматривал через глазок площадку. Вышел тихо, закрыв дверной замок без щелчка. Приотворив парадную дверь, стал мучительно всматриваться в темноту, в ряд стоявших впритык друг к дружке машин. Хотел уже было шагнуть наружу, но какой-то страх удержал. И чуть не вскрикнул. В одной из машин вдруг блеснул огонек, будто прикурили от зажигалки, но свет закрыли неловко. Или это был проблеск от недалекого фонаря?
Нет, рисковать он не решился. Поднялся на первую же площадку, к окну, заколоченному наглухо. Дом был старой постройки, трехэтажный, как и многие другие на этой не менее старой Индустриальной улице. Но именно старость и не создавала особых помех.
Перочинным ножиком Игорь отковырнул сухую замазку, отогнул несколько гвоздиков и вынул стекло. Что будет потом, его не волновало. Высунувшись по пояс, он снова огляделся. До земли, точнее, до снежного заноса было не более двух с половиной метров. Детские игрушки. Первым негромко стукнулся чемодан. За ним на руках спустился Игорь, поднял чемодан и, пригибаясь и загребая ногами снег, побежал вдоль стены к противоположному торцу дома. Машина его стояла, как обычно, в самом конце квартала, где была оборудована платная стоянка.
Шел крупный снег. Игорь подумал, что к утру его следы совсем заметет. Ну а стекло – тут уж ничего не попишешь. Кто-нибудь его вставит, не разбил же, аккуратно прислонил к стене. Может, кто и оценит заботу беглеца…
Рано утром, в самом начале рабочего дня, Саватееву позвонил замначальника отдела уголовного розыска, с которым Николай виделся накануне вечером в Подольске, и извиняющимся тоном сообщил неприятную весть:
– Ушел он, гад, Николай Сергеевич, хоть казни, хоть милуй! Мои оперы всю ночь просидели перед подъездом, замерзли, как, блин… Греться-то я им запретил! А уж под утро вылезли из машины, чтоб на всякий случай в подъезд заглянуть. Дверь открыли, а там – такой ветродуй, мать моя! Оказывается, на площадке стекло вынуто и уже снегу порядком намело. А за окном – борозда. Ну, ясное дело, ушел он. Значит, успел побывать дома. Пока то-се, подъехал я, открыла бабка, говорит, наверно, еще днем уехал, и записку его показывает. Записка и сотенная. Чтоб она за его жилье заплатила до пятнадцатого, за коммунальные услуги. А он, мол, вернется с юга недели через две-три. Я говорю: когда записку нашла? А она: а вечером, как ваши ушли. Она на кухне под хлебницей лежала, вот и не заметила. Врет, как думаете?
– Совершенно точно. Но от нее мы все равно ничего не добьемся. Бабка – бывшая партизанка. Старая, кремневая порода. Так что трогать ее не будем, а вот его придется срочно объявлять в федеральный розыск. Ладно, коллега, спасибо пока…
Вячеслав Иванович Грязнов, услышав новость, крепко выматерился. Но не для оскорбления нерадивого подчиненного, а исключительно ради облегчения собственной души. Потом стал названивать Турецкому.
Николай сидел перед генералом совсем убитый. Его толковая идея оставить у дома засаду кончилась обыкновенным пшиком. Обвел их преступник вокруг пальца. Что преступник, в том уже не сомневался Саватеев. Невиновный не стал бы придумывать такой способ побега. Зря все-таки не учинил он тотального обыска в квартире, зря!…
Занятый своими переживаниями, Николай упустил момент, когда Грязнов закончил разговор с Турецким и припечатал трубку к аппарату.
– Знаешь, что в твой адрес только что сказал Александр Борисович? Не обидишься?
Саватеев лишь отрицательно помотал головой – не обидится.
– Он сказал: от дурной головы всегда ноги страдают. Понял теперь свою задачу?
– Так точно, – тяжко вздохнул Саватееев.
– Ладно, – словно успокоился Грязнов. – Давай о деле. Сашка сейчас зайдет в Международно-правовое управление, они там со всякими консулами накоротке, и попросит узнать, получал ли визу в Испанию наш фигурант. А ты с твоим приятелем отправляйся в Шереметьево-два и начинайте работать. И чтоб фотография этого беглеца уже к середине дня была в руках у каждого сотрудника на вокзалах и в портах. Давай и держи на связи…
Глава четырнадцатая. ПРАВДА, И ТОЛЬКО ПРАВДА…
И Турецкий, и Платонов «догадывались», что колоть вора в законе – задачка не из легких. Если его не припереть к стене в самом буквальном смысле, не оглоушить конкретными фактами его уголовной деятельности, он уйдет в глухой отказ. И, почувствовав хотя бы малую слабинку в следственной аргументации, не сдвинется с этой своей позиции. Ты, мол, сперва доказывай, из шкуры лезь, чтобы уличить меня, да не пустыми словами, к которым он наверняка отнесет любые показания свидетелей, а фактами, которые могут убедить суд. Иначе – извини, начальничек, носик-чайничек…
И первый такой бесспорный факт – пистолет, найденный в его кармане. Сейчас этот «макаров» у экспертов-баллистиков, может, где засветился. Хотя вряд ли. «Законники» вообще предпочитают не иметь дел со стволами. Странно еще, что пистолет оказался у него. Небрежность, что ли? Или ни в чем не был уверен и приготовился на крайний случай? Конечно, это его роковая на сегодняшний день ошибка, поди, и сам сильно жалеет. Незарегистрированное оружие без права ношения – это уже само по себе статья.
Но ею его не напугаешь.
Факт второй: силинский «мерседес». Это точно установлено. И тут оказал ну просто неоценимую, а главное, своевременную помощь Разумовский.
Еще работая на квартире Элины Силиной, неожиданно исчезнувшей из своего жилища, а позже объявившейся безо всяких объяснений, он обратил внимание на массажную щетку для волос, валявшуюся на подзеркальнике в прихожей. Обычно, уходя из дома, женщины делают ею одно-два движения по прическе, как бы наводя последний штрих. И, тоже как правило, чистят от остающихся на ней волос очень редко, когда эта щетка совсем уж «зарастает». Взял ее тогда с собой Иосиф Ильич. Всегда может оказаться необходимым вещдоком, особенно при опознании тела.
А еще он, будучи в курсе того, что на одном из выходящих из дома была тяжелая лисья шуба, собрал с пола у вешалки с десяток серебристо-рыжих волосков. С той же целью.
И вот теперь, сразу после операции в Сергеевске, когда «мерседес» был доставлен на Петровку, эксперт-криминалист Разумовский достал свои вещдоки и забрался в салон машины. Как он и предполагал, и на полу, и на сиденье, и на спинке сзади обнаружились аналогичные волосы. Ну, собственно, идентичность покажет тщательнейшая экспертиза, но уже сейчас можно было сказать, что женщина находилась в салоне в горизонтальном положении. Так обычно в гости, как потом утверждала мадам Силина, не ездят. Так их возят, особенно когда хотят, чтобы посторонние ничего подозрительного в салоне не заметили – гибэдэдэшники, например.
Грязновские оперативники прямо с утра доставили на Петровку, 38, Марию Власьевну Веретенникову, естественно, вместе с ее собачкой, поскольку та наотрез отказалась ехать без своей «воспитанницы», и Анжелику Сомкину, навсегда теперь, видно, испуганную секретаршу на фирме «Алко-сервис». Они должны были опознать Синего.
