– Но, Вячеслав Иванович, – попробовала было возразить Татьяна, – я хотела…
– Это все потом. Сейчас к вам зайдет Саватеев, с ним и поедете. Позже созвонимся… Так, – Грязнов отключился и снова стал набирать цифры. – Николай? Как там у вас дела? Я имею в виду Иосифа Ильича…
Николай стал рассказывать, а Грязнов молча слушал, рассеянно поглядывая на притихших следователей.
– Идентифицировали?… Как? Молодцы, мужики!… Слушай команду. Забирай его опять – и катите на Комсомольский, Татьяна Кирилловна покажет. Пусть старик глянет своим опытным глазом на предмет возможного похищения. А ты поспрашай в подъезде и рядом, может, кто что видел. Татьяна расскажет. Давайте, мужики, с Богом!… – И, снова отключившись, развел руками: – Ну молодцы! На «тэтэшнике» пальцы знаете чьи? Ну того, которого Шацкий с перепугу завалил? Васьки Карася! Василий Егорович Карасев, семьдесят второго года, две судимости, первая по малолетке, вторая по триста тридцать восьмой – дезертирство с оружием. Состоял в щербинской бригаде. Я смотрю, все концы ведут к Синему. Это уже не случайность, господа.
– Но ведь трупа, как я понимаю, никто, кроме господина Шацкого, так и не видел? – спросил Платонов.
– А проверить его уже в наших силах, – возразил Грязнов. – Сделаю-ка я еще один звоночек… – И снова манипуляции с трубкой, ожидание ответа. – Здравствуй, Владимир Александрович! Мое почтение, товарищ полковник. Не успел поблагодарить за одну помощь, Володя, как вынужден снова склонять седую голову в поклоне…
– Да ладно тебе! – весело ответил полковник Кондратьев, начальник оперативного отдела РУБОПа Московской области. – Сам знаешь, стараться для своих – одно сплошное удовольствие. В чем проблема, Вячеслав?
– Ты будешь сильно смеяться, Володя, но у нас тут пропал, понимаешь, труп.
– Ты серьезно?!
– Еще как! Он бы и не нужен, но сидит в нем пуля, которую хотелось бы идентифицировать, чувствуешь? А почему именно к тебе звоню? Так вот, понимаешь, все указывает, включая «пальчики» на его оружии, что был то Карасев Василий Егорович, семьдесят второго года и дважды судимый. А последнее место службы – щербинская бригада господина Грызлова, то бишь Синего. Вот я теперь и остерегаюсь, как бы парня не зарыли без нас. Вся надежда на тебя.
– Записал, Иваныч. Еще что?
– А еще? Интересует меня подольское охранное предприятие «Вихрь». У тебя там, случаем, никого нет?
– Дай подумать.
– И долго?
– Постараюсь быстро. Всех благ.
– Вот за это я был бы вам очень благодарен, Вячеслав Иванович, – сказал Платонов.
– Не стоит благодарности, одно дело делаем. Костя Шацкому пятнадцать минут всего отпустил, а я смотрю, уже за полчаса перевалило.
– Ну ладно, я тогда поеду? – спросил Платонов у Турецкого.
– Давайте, Платон Петрович, я буду держать вас в курсе. И вы не забывайте.
А когда Платонов, забрав папку со следственным делом, ушел, Турецкий сказал, глядя на закрывшуюся дверь:
– Толковый мужик. Нравится он мне. Надо будет попросить Костю забрать его к нам.
– Испортите человека.
– Это почему? – фыркнул Турецкий.
– Потому что редкая птица…
– Ага, долетит до середины Днепра?
– Нет, дружище! Сохранит в этой конторе чистоту своих перьев!
– Вообще, но не в частности…
– Разве тебе от этого легче?
– Не легче, конечно. Закон курятника! Куда против него? Верхний завсегда гадит на нижнего… – вздохнул Турецкий. – Но бывают же исключения.
Зазвонил телефон.
– Вы там вдвоем? – спросил Костя.
– Да, Платонов уехал, – ответил Турецкий.
– Зайдите, ребята, – как-то печально предложил Меркулов…
…– Он уже ушел? – спросил Грязнов у Клавдии, входя в приемную.
Та молча кивнула и пальцем показала на дверь Меркулова.
– Ну что теперь скажешь? – жизнерадостно поинтересовался Грязнов, на этот раз уже у Кости.
– Какая же он сволочь, ребята, – тем же печальным голосом ответил Меркулов, поднимаясь из-за стола, на котором стоял магнитофон. Судя по шуму, шла перемотка пленки. – Потом послушаете, если захотите… Я даже не знаю, что вам, ребята, сказать. Такое гнусное ощущение, будто дерьма наелся. Что за держава! Вор на воре сидит и, действительно ведь, вором погоняет! Ничего святого! Знаете, в чем смысл всех этих разборок?
– Мы тебя внимательно слушаем, Костя, – покорно заметил Турецкий, присаживаясь к столу.
– В том, друзья мои, что один вор замыслил наколоть другого вора, а тот, не будь дурак, видимо, успел предпринять упреждающие шаги, и пока один думал как, другой его уже успел облапошить и подставить перед третьим, который в свою очередь… и так далее. Вам что-нибудь понятно?
– Лично мне все понятно, – заявил Грязнов.
И словно в подтверждение его слов за окном рвануло с такой силой, что зазвенели стекла. Нет, они не просто зазвенели, они где-то и посыпались! И здание прокуратуры содрогнулось так, будто под него бомбу подложили.
Тотчас же заорали автомобильные гудки, сработали от взрыва системы сигнализации. А за окном уже поднимались клубы ядовито-черного дыма.
Вот теперь все запоздало кинулись к окнам. Два этажа здания напротив чернели провалами выбитых окон. Ближе к проезжей части, выбрасывая вверх вместе с дымом длинные языки пламени, горел развороченный автомобиль. Пламя перекинулось еще на два, стоящих спереди и сзади него. Суматошно суетились люди, из проходной Генпрокуратуры бежали охранники в сером и милиционеры с баллонами огнетушителей.
Меркулов странно расширенными глазами оглядел своих товарищей, потом посмотрел на стол, где уже перемотал пленку магнитофон, и опустился на ближайший стул.
– Может, не он? – ни к кому не обращаясь, спросил Турецкий.
– Думаю, тут ошибки быть не может, – мрачно возразил Грязнов. – Пойду узнаю…
– Саня, ты понял, что они сделали? – тихо спросил Меркулов. – Они же просто плюют нам в глаза. Они нас ненавидят и ничуточки не боятся. Я не беру своих слов назад, гнида гнидой и останется. Но я не могу им позволить… нет, не могу! Если… ты понимаешь? Немедленно возбуждай уголовное дело. И вот тебе первое свидетельство… – он указал на магнитофон.
– Я пойду, Костя, – сказал Турецкий.
– Да… Ты говорил: Платонов тебе нравится? Подключай. Бери кого хочешь. Вячеслав поможет, я скажу…
На лестнице у выхода Турецкий встретил возвращающегося Грязнова. Тот посмотрел, молча кивнул.
– Приказано возбудить уголовное дело, – вздохнул Турецкий.
– Поздравляю, – без всякого выражения ответил Грязнов. – Вот она – цена признания.
