– Глухо! Я смотрел. Придется техничку вызывать. – Через разбитое лобовое стекло на него смотрел старичок, видимо водитель вишневых «Жигулей». – Вам нужна помощь? Кажется, Александр Сергеевич?
– Да, Александр Сергеевич. Спасибо, помощь не нужна.
– А я, между прочим, Александр Сергеевич, член партии с одна тысяча девятьсот сорок третьего года! – Старик потряс жилистым кулаком. – И между прочим, вы разбили мою машину. Я иду вызывать милицию!
Хмуренко посмотрел на часы. Без сознания он был не больше минуты.
– Потом милицию! На сколько тысяч, по-вашему, я вас протаранил?
Старик зашевелил губами, подсчитывая убытки.
– На две. Долларов, – уточнил он.
– Какие доллары? – усмехнулся Хмуренко. – Вы же партиец с полувековым стажем!
– С вами научишься.
– Так, а сколько стоило это средство передвижения полчаса назад?
– Столько же: две тысячи.
Хмуренко недоверчиво посмотрел на древний, проржавевший местами кузов «копейки», но препираться не стал.
– Покупаю! – Он выгреб деньги из бардачка за пазуху и отсчитал две тысячи обалдевшему старику. – А теперь поехали в Останкино, побыстрее!
Турецкий. 7 апреля. 15.00
Турецкий уже в десятый, наверное, раз сверялся со схемой, нарисованной Лидочкой, – как найти дачу Шестова. Лидочка старалась, минут пять вычерчивала и подписывала все маломальские ориентиры на местности, и все без толку: туман. Съезд с Рижского шоссе на проселок он еще кое-как нашел, и то не без приключений. Сзади шла бежевая «пятерка», за рулем пацан лет двадцати, зазевался и чуть не долбанул служебную «Волгу» Турецкого в зад. «Там одна нормальная грунтовка, местами асфальтированная, остальные дороги – сплошные колдобины, не ошибетесь». Как же тут не ошибиться! Дождь, туман, полевые работы, на «нормальную грунтовку» трактора натащили столько грязи, что отличить ее от остальных проселков стало невозможно.
Он несколько раз сворачивал не туда, возвращался, увязал, скреб днищем о щебенку и за всю дорогу не встретил ни единого человека, как будто вымер целый район.
И все– таки ему повезло в итоге: добравшись до Веледникова и отыскав по плану центр села, он увидел участкового. Участковый загрузил в служебный «уазик» какую-то арматуру и, похоже, собирался отбыть далеко и надолго, опоздай Турецкий хоть на минуту, -считай, съездил зря.
– Генеральная прокуратура, – произнес он солидно и с достоинством, демонстрируя участковому удостоверение, – следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович.
Участковый был пенсионного возраста, человек старой закалки, но при словах «Генеральная прокуратура» не смог скрыть улыбки. От расспросов на тему «ну, как там поживает наш генеральный», правда, воздержался.
– Семенов, – представился он, козырнув, – Петр Семенович.
– Я по поводу пожара.
– А-а, там, где дачник сгорел. Езжайте следом, покажу.
Ехать пришлось минуты две. «Уазик» остановился возле металлических ворот. Они были заперты на висячий замок изнутри. Участок, небольшой, примерно четыре сотки, со стороны дороги был огорожен кирпичным забором, остальная часть периметра обнесена проволочной сеткой. Турецкий подергал калитку – тоже заперта.
Петр Семенович вышел из машины и стал рядом с Турецким.
– Загорелось ночью, примерно часов в одиннадцать или в половине двенадцатого. Видите выгоревшую раму? Это столовая. Есть еще маленькая комната и деревянная пристройка с той стороны дома – веранда. Вот эта веранда и сгорела, ну и столовая тоже. Там камин был. Он, Шестов то есть, с вечера подбросил дров и лег спать. Искра, видать, попала на ковер, и пошло-поехало. Собственно, в зале, где он спал, огня большого не было, он в дыму задохнулся, бедолага. – Семенов глубоко вздохнул, снял фуражку и вытер платком несуществующий пот на лысине.
– А кто огонь увидел, соседи?
– Да нет, не было никого из соседей, видите же, кругом дачи, а еще не сезон. Наши местные двое гуляли допоздна – женихались, вот они и заметили. Он полез в окно, она побежала за подмогой. Но уже поздно было, Шестов полчаса уж как задохнулся, – Семенов опять слегка подрагивающей рукой снял фуражку и протер сухую лысину, – я прибежал, а Емельянов, тот, что первым заметил и в окно полез, уже открыл дверь изнутри и вытащил его во двор. Я пощупал – не дышит.
– А почему вы думаете, что Шестов именно полчаса был мертв, а не десять минут и не час?
Участковый недоверчиво посмотрел на Турецкого, помолчал и, наконец, выдохнул:
– Шурин мой вел дело, Серега. Он следователь в райпрокуратуре. А живет здесь, в Веледникове.
Вот и замечательно, подумал Турецкий, все устроилось само собой. Не нужно подписывать никаких сомнительных бумажек, выяснять подробности через знакомых, не нужно делать полуофициальных телодвижений. А они на самом деле чреваты: или пронюхает какая-нибудь сволочь, работающая на Ильичева, а может, на кого-то другого, кто стоит за этим делом, или Меркулов заинтересуется, чем занимается «важняк» Турецкий, пока судьбоносное для всей России расследование топчется на месте.
Семенов проводил «важняка» к дому своего шурина, представил и собрался откланяться, но Турецкий уговорил его остаться – участковый, похоже, проникся к нему доверием, и это следовало по возможности использовать.
– А, собственно, рассказывать нечего, – пожал плечами районный следователь, – дело почти не расследовалось. Я вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела ввиду отсутствия события преступления. Или состава преступления. – Он посмотрел на Турецкого, потом на Семенова и добавил: – Вот и все, собственно. В полном соответствии с процессуальной формой.
Повисла пауза.
– Я, конечно, все понимаю, – первым прервал ее Турецкий, – вы меня впервые в жизни видите и, что я, простите, за хрен с бугра, не имеете понятия. Но все-таки как-никак следователь по особо важным делам, наверное, не полный идиот, вы как считаете? Зачем вы меня сюда пригласили, Петр Семенович? Просто для того, чтобы познакомить со своим родственником, который мне коллега?
Следователь опять посмотрел на участкового, а участковый на следователя, снова все замолчали.
– Хорошо, не хотите говорить – не надо, я ухожу. – Сказав это, Турецкий тем не менее остался сидеть. – Если вы настаиваете, чтобы я действовал исключительно официально, ну что ж…
– Да ладно тебе, Серега! – не выдержал Петр Семенович. – Ты же сам сто раз говорил, что районный прокурор – мудак. И не ты один, все это знают: вон уже до Москвы докатилось. Чего ты теперь его выгораживаешь?
– Ну приказал он мне вынести это постановление, – нехотя согласился следователь, – там не все чисто было. Пожар начался в столовой, где Шестов спал. Она отделена от веранды фанерной перегородкой. Перегородка сразу загорелась и от жара лопнула, поэтому огонь перекинулся на веранду, а столовая пострадала мало. И то в основном после того, как Емельянов… Вам Петр Семенович сказал, как пожар обнаружили?
