– А ты по чему соскучилась?
– По детям, конечно. По Тате и Таше. Все-таки первый раз я без них отдыхаю. А они без меня.
– Ну, они у тебя большие барышни. Шесть лет – это возраст. А по мужу соскучилась?
– И по мужу, конечно, – небрежно откликнулась Надя.
– Вот, все вы бабы такие, – передразнил ее Турецкий.
Оба рассмеялись.
– Давай выпьем за тебя, – предложила женщина. – Хороший ты мужик. Настоящий. Легко с тобой.
– Это тебе со мной легко. А вот моей супруге…
– Не будем сегодня о супругах, ладно? Давай за тебя, мне будет тебя не хватать.
Надя подняла на него ставшие вдруг серьезными глаза.
– Но-но! Не грустить! Мы так не договаривались, это во-первых. Во-вторых, мы все-таки живем в одном городе…
– Брось ты, Саша! Расстанемся, забудешь. Можно и в одном городе никогда не встретиться.
Саша помолчал, затем произнес как можно мягче:
– Видишь ли, Надюша, в Москве у меня совсем другая жизнь. Работа у меня такая, она меня всего забирает, без остатка. Так что видеться нам вряд ли придется, что правда, то правда. Все мы мужики такие, ты же сама сказала. У нас первым делом самолеты. А у вас – семья. Единство и борьба противоположностей. Но я тебя не забуду. Хорошее не забывается. Я о тебе внуку расскажу, – пообещал Турецкий.
Надя не оценила шутки, задумчиво произнесла:
– И мы не все такие, и вы не все такие. Вот у нас в фирме протезист один есть, мы с ним дружим. Молодой, обходительный, состоятельный. Бабы наши вокруг него хороводы водят. А он однолюб. Влюбился в одну пациентку, как околдовала его. И добро бы женщина была порядочная. Нет, куда там. Водит его за нос. Вечно он с вопросами: «Шурочка не приходила? Шурочка не звонила?» – просто помешательство какое-то. Мы уж знакомили его с пианисткой одной, очень милая девушка, такая талантливая. Он от нее сбежал, представляешь? Прямо из филармонии удрал, с ее концерта. Ушел в туалет, мы с приятельницей его ждем, а он…
Надя вошла в раж, красочно описывая личную жизнь протезиста. Но Александр не слушал ее.
То, что неведомую ветреницу зовут так же, как называет Турецкого родная жена, навеяло вдруг острое, щемящее желание оказаться рядом с Ириной, уткнуться в пепельные волосы, безмолвно попросить прощения за собственное легкомыслие, вечную жажду новых впечатлений и приключений, каждое из которых убеждало его в том, что нет женщины лучше, чем она, его Ира, Ириша, Ирина.
– Ну ладно, чего это я, в самом деле? За тебя! – выдохлась Надежда.
Они выпили, Саша глянул на часы:
– Все, Надюха, последний заплыв – и собираемся. Скоро солнце сядет, а нам еще восхождение к шоссе совершать.
Он встал, нацепил очки, губы охватили резину трубки.
Скользя под водой, Саша любовался причудливыми подводными камнями; стайками мелких, шустрых рыбешек, снующих то там, то тут; ленивыми, бокастыми крабами, выползающими из-под камней; стройной фигурой плывущей рядом женщины. Но все это уже не волновало его.
И когда час спустя мобильник Турецкого ожил и заговорил взволнованным голосом Меркулова, Александр почти обрадовался, несмотря на то что звонок этот ничего хорошего не предвещал.
– Саша, тебе нужно завтра же быть в Москве. В связи с последними событиями.
– Какими событиями?
– Ты что, «Новости» дневные не смотрел?
– Нет. А что случилось?
– Разбился самолет, вылетевший сегодня из Шереметьева в Ларнаку. Живых нет. В списке пассажиров – президент компании «Аэрофлот».
– Сомов?
– Да. Ты где вообще находишься сейчас?
– На шоссе.
– Завтра утром жду тебя в своем кабинете. Билет на твое имя заказан.
– Хорошенькая перспектива лететь после такого известия. А что, есть основания считать?…
– Завтра поговорим, – оборвал его Меркулов. – До встречи.
– Что случилось? – поинтересовалалсь Надежда.
Саша не слышал вопроса. Он ловил машину.
Через три часа Турецкий покинул солнечный Севастополь. Самолет компании «Аэрофлот» взял курс на Москву.
Глава 4. БЕЗОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ
Рабочий день Глеба Каменева начался чуть позже обычного. Несколько пациентов, скопившихся у двери его кабинета, удивлялись опозданию пунктуального и аккуратного доктора. Наконец, невысокая полноватая фигура протезиста возникла в коридоре и была встречена дружным «здрасте». Глеб приветливо улыбнулся, прошел в кабинет, на ходу бросив очереди:
– Через две минуты прошу.
Он механически выполнял привычную работу, думая о женщине, запертой на окраине города в маленькой комнатушке. Представлял себе, как поедет к ней, что будет с ней делать, и она никуда от него не денется. Мысленно рисовал ее, униженную, сломленную, раскаявшуюся, полностью подвластную его желаниям, его воле. И это ощущение хозяина, властелина вызывало неведомое доселе сладострастное чувство, невероятное по силе возбуждение.
Когда очередь рассосалась, Глеб уселся за стол заполнять карточки больных. В кабинет впорхнула загорелая Надя Рожина, только что вернувшаяся из отпуска приятельница.
– Привет, Глебушка! – Она чмокнула его в щеку.
– Привет, дорогая. Шикарно выглядешь.
– Спасибо. Я тебе бутылочку хереса привезла. Это подарок, но распивать будем вместе. Предлагаю сегодня же после работы.
– Извини, сегодня никак, – улыбнулся он. – К приятелю на день рождения иду, – на ходу соврал Глеб. – Давай завтра, о'кей?
– Ладушки. Пойдем покурим, поболтаем.
– Иди, я сейчас. Допишу вот…
Надя направилась к двери.
– Я у тебя сигаретку стрельну, – пропела она и сунулась в стоявшую на полу сумку Глеба.
– Куда? – рявкнул вдруг Каменев.
Впрочем, Надежда и так отпрянула, вытаращилась на приятеля в полном изумлении, потом хмыкнула:
– Извини, – и, едва сдерживая смех, выскочила из кабинета.
Глеб побледнел, застыл, глядя в окно. Через секунду он выскочил следом, прихватив сигареты.
Надежда стояла на черной лестнице в компании еще двух молодых врачих. Глеб подошел, безмятежно улыбаясь, заговорщически подмигнув Надежде. Послушав рассказы об отпуске, теплом море, условиях проживания, ценах, каком-то «потрясном мужике», с которым крутился легкий курортный роман, – выслушав все это и дождавшись, когда женщины докурят и отправятся восвояси, он придержал Надю за локоть:
– Ты это… Не подумай чего. Это я приятелю подарок приготовил. Для хохмы.
– Да ладно, мне-то что, – рассмеялась Надя. – Даже если и не приятелю, что уж такого?
