Игорь молча смотрел на нее, словно изучал. Оглядел внимательно лицо, потом взгляд его спустился к груди, ниже. Когда смотрел на ноги — она знала, что они у нее немного более полноваты, чем следовало бы по каким-то там канонам, но зато оставались завидно сильными и высокими, — на его лице появилась лукавая ухмылка. Это точно, уж косых взглядов в сторону собственных ног Катя достаточно насмотрелась в жизни. Ах, мужики, все вы, в сущности, одинаковы! И все-то вы знаете, что вам надо!..
И тогда она так же молча подошла к нему, обняла его голову и с большой силой, резко, на выдохе, прижала его лицо к своей полной груди, которой бы родное дитя кормить, да вот не вышло в этой жизни…
А потом ей показалось, что она птицей взлетела в небо…
Очнулись они, совершенно растерзанные оба и полностью обессиленные, лишь когда за окном, затянутым полупрозрачной занавеской, стало совсем темно.
— Сумасшествие… — рокочущим и хриплым от усталости голосом с трудом произнес он.
— Ты не поверишь, — прошептала она, пряча лицо у него под мышкой, — мне и в самом сказочном сне не привиделось бы, что такое бывает…
— Это, наверное, потому, — Игоря потянуло на философские умозаключения, — что мы очень долго и думали, что это безнадежно, и хотели друг друга. Несмотря ни на что, да?
Она быстро закивала.
Он же, больше как будто уже ни о чем не размышляя, лежал, поглаживая сильными пальцами ее горячее и упругое тело. Рука его скользила куда хотела, и Катя не сопротивлялась, не вздрагивала, и ей не было ничуточки стыдно, когда пальцы, словно массировавшие ее втянутый, напряженный живот, вдруг коснулись интимного места. Нет, она все-таки вздрогнула и сама подалась к нему, ощутив новый прилив жгучего желания. А он, вместо того чтобы всем телом ринуться к ней, вдруг слегка отстранился и спросил:
— Как ты считаешь… и как вообще у вас, женщин, принято, в тридцать пять… тебе же сейчас столько, да? Рожать еще не поздно?
Она сама едва не подскочила и, резко обернувшись к нему, приподнялась на локте.
— Ты что, серьезно? — Ее строгий и немного испуганный взгляд уперся в его зрачки.
— А я вообще серьезный человек, разве ты не знала? Могла хотя бы догадаться…
— А как же… Коля?
Вопрос был, конечно, тот еще.
— Чем бы ни закончилось следствие и процесс над ним, я буду помогать ему. А там уж как судьба распорядится. Поверь, я тоже не всесилен, хотя могу сделать немало. Но вопрос свой задал не с провокационной целью. И когда объясню тебе, о чем подумал, ты, может быть, сама согласишься со мной.
— Я слушаю, — ответила она, но не легла снова, а как бы нависла теперь над ним.
— Я давно издали наблюдал за вами и всегда думал, что оставлять тебя бездетной — это великий грех перед природой-матушкой. Ты ведь хочешь ребенка?
— Хотела, но… не знаю, в чем причина.
— Значит, надо пробовать еще раз. Могу честно признаться, сегодня, вот только что, когда я держал тебя в объятиях, я просто физически ощутил тебя матерью… моего ребенка. Ты только не смейся.
— Я не смеюсь, — серьезно ответила она. — И как же ты думаешь, что будет у нас дальше?
— Ты согласишься выйти за меня замуж, и мы с тобой уедем вдвоем… нет, уже втроем, далеко-далеко, на самый край света, и станем жить в любви и согласии. Как тебе такой мой план?
— Очаровательный, — без улыбки сказала она. — Но где твой край света? И как я смогу бросить Николая? За что?
— Оставляют не за что, а почему. Потому что, я уверен, после этой истории у него будет совсем другая жизнь. Которую ты никогда не поймешь. И вряд ли полюбишь… Возможно, что лучше даже стараться понять не надо. А где край, куда я тебя увезу, ты скоро узнаешь. Ситуация будет зависеть от целого ряда причин. И скажу больше: возможно, наш с тобой брак поможет ускорить отъезд. Я не хочу объяснять тонкостей, но… в нашем деле много условностей, которые мы просто обязаны соблюдать.
— Я, кажется, поняла. Для очередного выезда тебе требуется полноценная и официально зарегистрированная в ЗАГСе семья. Не так? Николай что-то, по-моему, однажды говорил такое. А после твоего развода у тебя в этом отношении появились определенные сложности. Я права?
— Отчасти да. Но только отчасти. Меня и одного отправят, если потребуется. Но я хочу именно с тобой. Мы уедем далеко и надолго, на несколько лет. Дочка подрастет…
— А я мечтала о сыне.
— Я уверен, что мы с тобой договоримся. — Он шутливо прижал ее к себе, потом ловко перевернулся, и она оказалась под ним. — А теперь я хочу, чтобы ты стала действительно моей любимой женой, а не просто самой очаровательной из всех на земле любовниц.
— Сумасшедший! — воскликнула на этот раз она, и все ее тело пронзило ощущением такого опаляющего счастья, от которого нигде не было спасения.
Мир резко покачнулся, потом словно взорвался и стремительно ринулся ввысь, разбрызгивая во все стороны ослепляющие капли расплавленного солнца…
На рассвете низким и страстным голосом воркующей горлицы Катя уверенно сказала Игорю о том, что она больше не мыслит себе жизни без него, а все прошлое оказалось ошибкой, едва не ставшей для нее роковой.
Самойлов, впервые позволивший себе курить в чужой постели, коротким тычком загасил сигарету в пепельнице, стоявшей рядом, на тумбочке, повернулся к Кате и взглянул на нее настороженно. Но, увидев ее глубокие, словно воспаленные от желания глаза, ничего отвечать не стал, а просто ногами отшвырнул в сторону мешавшее им одеяло. Катя протяжно застонала от восторга, и утренний свет померк в ее глазах.
Так на всей ее предыдущей жизни была поставлена точка.
4
Шляхов позвонил Екатерине Юрьевне и сказал ей то, о чем Кате было уже известно от Игоря. То есть она поняла, что в Фонде поддержки гласности в спецорганах действительно уже принято официальное решение выделить деньги на защиту Савина Николая Анисимовича и помочь супруге арестованного подполковника найти подходящего адвоката. Все это было сказано бесстрастным, сухим и безапелляционным тоном, каким зачитывают, наверное, подумала Катя, военные приказы. Но для проведения решения правления фонда в жизнь требовалось ее, Катино, непременное присутствие.
Что ей надо было делать? Взять свои документы, удостоверяющие ее личность, а также заключенный брак с Николаем Анисимовичем Савиным и подъехать к одиннадцати часам утра в район метро «Таганская», где находится юридическая консультация номер десять. Шляхов продиктовал адрес конторы, Катя старательно записала.
Но, положив трубку, она тут же снова схватила ее, чтобы набрать телефон Игоря. Без его совета она теперь ничего не могла бы сделать — так ей казалось. А впрочем, и хотелось.
После ночи, проведенной вместе с ним и словно бы разделившей ее прежнюю жизнь на две половинки — прошлую, долгую, праведно спокойную, но… стремительно и грубо оборванную, и новую, которую она еще толком и не понимала, не слишком отчетливо представляла себе, зато интуитивно чувствовала ее скорое, восхитительное, ни с чем не сравнимое приближение, — Катя решила больше ничего не предпринимать без совета и согласия Игоря. Он стал для нее теперь конкретным и единственным воплощением решительно всего, что еще осталось в ее жизни.
