Но Турецкий, словно происходящее его совершенно не касалось, всю первую половину дня просидел в кабинете начальника. Члены следственно-оперативной бригады как раз в это время находились на своих объектах, выполняя задания, которые руководители группы наметили еще вчера, поздним вечером.
Василий Григорьевич, нервничавший и не находивший себе места, смотрел на сосредоточенного и спокойного Александра Борисовича, сидевшего сегодня в своей официальной форме с синими генеральскими погонами и как бы олицетворявшего собой твердый установленный порядок. Конечно, это был больше психологический ход, потому что Турецкий тоже нервничал и беспокоился, в первую очередь за тех, кто находился внизу, в подвалах, возможно, в непосредственной близости от без малого тонны взрывчатки, начиненной взрывателями, которые неизвестно как себя поведут, когда к ним наконец подберутся взрывотехники, а затем еще и за своих коллег.
Но вот и он не выдержал, сказал Климову, что немного прогуляется, чтобы чуточку размяться, а сам отправился в подвальные помещения, где работали взрывотехники и их помощники.
Его несколько раз останавливали сотрудники транспортной милиции, поставленные в оцепление, но Александр Борисович предъявлял им свое удостоверение и шел дальше. И вскоре увидел Георгиева. Саша стоял, привалившись к стене, в тяжелой спецодежде, которая делала его фигуру неуклюжей, весь обсыпанный белой пылью, и взатяжку курил. Увидев подходящего Александра Борисовича, поднял в приветствии руку.
— Ну что, Саша? — спросил Турецкий.
— А у нас пересменка, там сейчас ребята из госбезопасности вкалывают. В принципе разборка идет.
— Долго еще?
— Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнул через левое плечо Георгиев. — Александр Борисович, кто же такие вопросы задает? — Он улыбнулся.
— Верно, извини. Так что, если уже не секрет, обнаружили?
— Ситуация такая, — стал охотно объяснять Саша, — приборы, похоже, не врут. Заложение находится на глубине пять метров. И в трех примерно метрах от крайней стенки. Возле основания опорной колонны главного зала. Сверху, как мы теперь знаем, благодаря вашему сообщению, монолитная бетонная плита, ниже кирпичная кладка. Туда и соваться нечего. Поэтому разборку ведем, как посоветовал опять же ваш воронежский собеседник, внизу, сбоку, правда, там расстояние между стенками опор, по нашим прикидкам, довольно приличное, почти как в Кремлевской стене.
— Ну ты скажешь!
— Нет, ну не совсем, конечно, но как я сказал. Наши предшественники, я имею в виду не саперов, а прежних строителей, работали на совесть. А в общем, производили здесь закладку хоть, видно, и в спешке, но толково. Если бы вся эта масса — а там, судя по объему, даже может оказаться побольше тонны взрывчатки, наверное, это плотно уложенные бруски тола, — рванула, то колонна, естественно, рухнула бы, а за ней — крыша и прочие стояки, которые погребли бы под собой большую часть вокзальных помещений и завалили бы обломками железнодорожные пути аж до товарной. Ну а про метро я и не говорю — погребло бы. То есть с умом взрыв планировали, это точно.
— Слушай, а сбоку действительно удобнее? Вот и тот Заскокин тоже предлагал именно такой вариант, а я не совсем понимаю. Когда производили закладку, вскрывали же пол и то, что под ним, сверху. Причем даже второпях.
— К сожалению, не проще. Вы знаете, старые опытные метростроевцы в тех случаях, когда происходили, скажем, обвалы в штреках или им надо было подобраться к нужному месту под землей с максимальной осторожностью, делали подкопы сбоку. Особенно при разборах завалов, под которыми могли оказаться люди. Тесно ведь, тяжелой техники нет. Вот этот их старый метод и мы применили здесь. Как там расположено все, мы ж не знаем. Может, они понавтыкали поверху взрыватели, а те только того и ждут, когда их заденут. Мы даже не знаем, какой там тип установлен. Ваш информатор на этот счет оказался весьма скуп. Впрочем, и за то, что сказал, огромное спасибо. Он же точное место указал. — Георгиев докурил, растер окурок на полу носком тяжелого ботинка. — Ладно, пойду, наша очередь. А вы не беспокойтесь, Александр Борисович, спокойно работайте.
— Ну, желаю удачи.
Возвратившись в кабинет и отряхиваясь от вездесущей пыли, Турецкий увидел тревожный и вопросительный взгляд начальника вокзала.
— Все идет как надо, Василий Григорьевич. Обнаружили, работают.
— И сколько еще времени это продлится? — с тихой тоской спросил Климов. — Когда закончится, как вы полагаете?
— У них на такие вопросы отвечать не принято. Это как у летчика спросить, например: когда мы прилетим? Знаете, что он ответит? Вот как прилетим и сядем, я обязательно лично вам сам скажу. — Турецкий засмеялся. — Не обижайтесь, я тоже не раз прокалывался на подобных суевериях. Работают ребята, молодцы. Все должно быть в порядке, они ж — профессионалы.
И он заметил, что начальник вокзала немного успокоился от его шутливого и легкого тона.
— Вы мне вот что скажите, Василий Григорьевич, мог бы я встретиться с кем-нибудь из тех, кто работал здесь, на вокзале, в сорок первом году. Хочу хоть какие-нибудь концы отыскать, чтобы получить сведения о людях, производивших закладки и здесь, у вас, и, возможно, на других вокзалах, в иных местах. Вы представляете себе, что такие же, как здесь, тонны взрывчатки могут оказаться и под другими важнейшими зданиями Москвы? И мы ничего, ровным счетом, о них не знаем. А ведь это, по сути, атомная бомба у нас под ногами! Ну слава богу, скажем, что под вами не сработало, а ну как в других местах сработает? Понимаете?
— Вы в самом деле считаете такую опасность вполне вероятной? — нахмурился Климов.
Турецкий подумал, что Василий Григорьевич, похоже, так до сих пор и не представляет себе, на чем сидит. Либо решил, что этот случай уникальный, единственный.
— Вообще-то у нас есть Совет ветеранов… Но это… как бы сказать? В общем, фикция, созданная лишь для того, чтобы обеспечить нашим старикам какую-нибудь добавку к их скудным пенсиям.
— А вы устройте мне с ними разговор. Есть одна идея, я с ними поделюсь. Вдруг сработает?
— Сделаем. И когда бы вам хотелось? И вообще, сколько, по-вашему, будет длиться эта мука? — Начальник вокзала снова обращался к своей больной теме.
— Я думаю, что до конца дня ребята до закладки доберутся. Ну а уж выемку начнут производить ночью. Поезда придется задержать, вокзал полностью очистить от народа, перекрыть площадь перед вокзалом. И под милицейским конвоем потом будем вывозить все отсюда к чертовой матери.
— Да-да, я понимаю, — кивнул Климов и с тоской посмотрел на свои наручные часы — это ж сколько времени еще мучиться!
Операция завершилась, как и предсказывал Турецкий — исходил же он, естественно, не из собственных соображений, а из расчетов руководителя группы взрывотехников, — поздней ночью и благополучно, без единого сбоя. А личные неудобства если кто и ощутил на себе, так это были немногие люди, возвращавшиеся в Москву на двух последних электричках, да еще те пассажиры дальнего следования, которые вознамерились ночевать на вокзале. Им пришлось примерно от полуночи до трех часов утра прогуливаться в скверике, возле Дорогомиловской улицы, за линией плотного милицейского оцепления. Слухов разных было высказано немало, но, слава богу, панических среди них не прозвучало.
