Несмотря на довольно позднее время, Александр Борисович перезвонил прикрепленному к нему от ФСБ представителю в группе, подполковнику госбезопасности Павлу Лаврентьеву.
— Паша, привет, не разбудил? — шутливо поинтересовался Турецкий.
— На часы посмотри, рано еще, — не вполне уверенным, похоже, сонным голосом отозвался тот, свято блюдя, видимо, главный принцип своей «конторы»: ЧК никогда не спит.
Они уже неоднократно встречались по общим делам, вполне доверительно сотрудничали и в неофициальной обстановке обращались друг к другу просто по имени и на «ты», естественно.
— То-то я слышу, как ты протяжно зеваешь! Ох, смотри, настучу твоему руководству, как ты ответственно помогаешь прокуратуре в раскрытии преступления века! Шучу. Слушай, есть дело. Ты уже в курсе, что на Киевском у нас, кажется, сдвинулось?
— Да, я недавно разговаривал с Георгиевым, так что в курсе. И что?
— Срочно возьми на себя такую заботу. Надо, кровь из носу, отыскать кого-нибудь из ваших бывших, кто имел отношение к закладкам в сорок первом году.
— Объявление, может, дать в газету?
— Если считаешь, что такой финт у тебя получится, валяй, я не возражаю. А если говорить серьезно, то, я думаю, стоит запустить такую идею среди ваших ветеранов. Мол, срочно требуются, и так далее. Вдруг кто-то отыщется, а? И вообще, Паша, пошарь-ка у вас в архиве, может, найдется хотя бы упоминание какое. Чтоб ниточку заиметь, а потом уж мы бы потянули. Как?
— В результате всех разговоров, которые были в прессе после обнаружения взрывчатки в фундаменте гостиницы «Москва», у нас, я знаю, в буквальном смысле, перелопатили, перепахали весь архив. И ни черта не обнаружили. Было, правда, упоминание, что архивные документы особой важности, которые не успели вывезти из столицы в связи с немецким наступлением в октябре сорок первого года, подверглись уничтожению. Москва была уже тогда на осадном положении, сам помнишь.
— Ну да, конечно! Как же не помнить? Я и родился-то в пятьдесят седьмом, а ты — и того позже, памятливый ты мой! А про то, что много всего сожгли, это я тоже читал. Ну и что? Так же не бывает, чтоб не осталось совсем никаких следов.
— У нас, увы, все бывает. Но я еще попробую, займусь обязательно, прямо завтра с утра.
— Давай, если что, переговори со Славкой. Он знает в лицо многих ветеранов по своей, милицейской линии. Не может быть, чтобы в те годы эти люди не пересекались. Одну ж миссию исполняли, одну и работу делали.
— А Грязнов не станет нос задирать? Он же нашу контору, я давно знаю, недолюбливает.
— Ты неправ, Паша. Славка недолюбливает, точнее, вовсе на дух не переносит раздолбаев всех мастей, неважно, из какого они ведомства. В том числе и из вашего. Потому что у вас их, по его твердому убеждению, больше. Вот поэтому, наверное, тебе и кажется, что у него негативное отношение ко всей «конторе». Нет, Паша, только к отдельной ее части. Объяснил?
— Объяснил! — захохотал Лаврентьев. — Ты бы это моему руководству объяснил!
— Кстати о руководстве. Сделай мне одолжение, заскочи в ваш архив и договорись с его начальством о том, чтобы оно выделило мне время для разговора по интересующей нас теме. Оно же всегда жутко занято. Или делает такой вид. И ежели не поставить заранее в известность о визите, будет жутко недовольно. Несмотря на указание верхней инстанции. А мне нужны нормальная беседа и понимание.
— Сделаю, — деловым тоном ответил Павел. — Тебе желательно на какое время?
— На середину дня.
— Нет вопросов.
— Я вот думаю иной раз, как хорошо, что в тебе не сидит это дерьмовое местничество, ущербно-самолюбивое отношение к собственному ведомству…
— Эка загнул!
— И тем не менее. Поэтому лично ты можешь звонить Славке в любое время дня и ночи и по любому вопросу либо с просьбой. И он не обидится и не пошлет подальше.
— Приятно слышать приятное, пан генерал. Задачу уяснил.
— А заодно, чую, и проснулся?
— Ну ты язва, Саня! — снова, уже совсем свежим голосом, захохотал Лаврентьев.
Следующий звонок Турецкий сделал Вячеславу Ивановичу Грязнову. Тот был бодр и абсолютно трезв, хотя Александр Борисович знал, что сегодня, в конце дня, Слава посещал охранно-сыскное агентство «Глория», коему приходился фактическим отцом-основателем и где ребята Дениса Грязнова, племянника Вячеслава и директора этого агентства, как раз сегодня отмечали очередную годовщину своего славного существования.
Почему славного? А просто «глория» с латыни переводится как «слава». Звали и Турецкого, но он был занят на Киевском вокзале. Сперва со взрывотехником, а потом с начальником вокзала Василием Григорьевичем Климовым. Сидел в его кабинете, куда начальник управления кадров приносил «дела» всех служащих, что называется, повзводно, поротно и побатальонно, имеющих отношение к службам этого разветвленного и многопланового, даже многоотраслевого предприятия с многотысячным опять же коллективом.
Постоянно советуясь с Василием Григорьевичем, Турецкий просматривал эти дела, обращая в первую очередь внимание на различные неясности или странности в их биографиях. Прошлые судимости, например. Муторное это дело, фактически бесконечное. Но ряд «личных дел» отложил в сторону и договорился, что конкретно работать с этими людьми будут в дальнейшем его сотрудники.
Говоря об этом, Александр Борисович уже думал, что к такому масштабному объему работы придется подключать и дополнительные силы — иначе группа просто не справится. Значит, будут «пахать» сотрудники транспортной прокуратуры и милиции, оперативники из госбезопасности. Общее дело, и права — недаром же говорил Костя Меркулов — даны руководителю группы самые обширные, фактически же неограниченные в плане привлечения необходимой помощи. Вот как крепко испугало заявление террористов! Значит, надо пользоваться выданными тебе правами. Ибо, если расследование будет тянуться долго и это все поймут, сразу ограничат. В первый раз, что ли?
А на торжество Турецкий так и не выбрался. Там, на вокзале, еще и на завтра осталась огромная гора работ, которую придется переворачивать. Но он позвонил в «Глорию», поздравил, извинился перед ребятами и поклялся подъехать днями, в первую же свободную минутку, чтобы «отметиться». И поэтому ему показалось странным, что Славка был трезв как стеклышко. О чем не преминул и сообщить.
— Так тебя же, Саня, не было с нами. Какое ж торжество без главного, почти, можно сказать, виновника? — просто объяснил Грязнов. — Мне и самому с этим нашим общим делом как-то в горло не лезло. Ну, есть новости, раз звонишь?
Турецкий рассказал о своем разговоре со взрывотехником и его предположениях, которые можно теперь считать вполне реальными. И в этой связи сообщил также о только что состоявшемся разговоре с Лаврентьевым.
— Ты, Слав, будь с ним помягче, что ли. Парень все переживает, как ты давеча отозвался о способностях его «конторы». Я тебя защищал, как лев. Он, кажется, понял, что ты не со зла, а по опыту некоторых прежних общений.
