– Да. И когда я смогу его получить?
– Когда он будет готов.
– А когда он будет готов?
Георгий пожал плечами, отвел глаза.
– Не знаешь?
– Откуда мне знать, сама посуди. Рита… Подумай, ты можешь
остаться. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, ты… можешь жить отдельно.
Но у нас ребенок. Наш ребенок!
– Почему ты решил, что я не хочу выходить за тебя замуж? –
спросила она через силу. Ну да, она играла, играла, конечно, но даже не
ожидала, что смущение, вспыхнувшее в его глазах, так больно ударит ее по
сердцу. – Другое дело, что я не хочу, не могу остаться в России. Поедешь со
мной?
Он даже не удивился: посмотрел с жалостью.
– Рита, ну что ты говоришь?! Я русский, я здесь родился,
здесь вся моя жизнь, моя страна, мама, здесь погиб мой отец…
Снова резануло: гордость прозвучала в его голосе при
последних словах.
Он изменился. Изменился не только по отношению к ней, но и
по отношению к самому себе. Понятно… Он что-то узнал о своем отце, и это
«что-то» преисполнило его гордости, уверенности в себе.
– Что я буду делать во Франции? Таксистом работать, что ли?
Я читал, все русские эмигранты работали таксистами. – «В том числе и твой дед,
Дмитрий Аксаков, – мысленно добавила Рита. – Недолго, но работал». – А я не
хочу быть таксистом! Я мечтаю заниматься журналистикой. Но разве я смогу
работать в газете во Франции?
– Ну, если выучишь язык…
– Я прекрасно знаю свой язык! – выкрикнул Георгий. – И я
хочу писать только по-русски. Я смогу работать во Франции в русской газете?
И тут Рита совершила самую большую глупость в своей жизни.
Вернее, вторую глупость. Первую-то она сотворила в одну июньскую ночь…
– Мне кажется, русских газет в Париже одна или две, –
сказала она медленно. – Правда, репортеров там, наверное, с избытком… Но знаешь
что? Мы с тобой легко сможем открыть третью, в которой ты будешь не просто
репортером, мальчиком на побегушках, а хозяином, владельцем!
Надо отдать ему должное – он не стал изображать изумление.
Глаза блеснули, губы мгновенно пересохли.
– Ты имеешь в виду…
– Да. Ты знаешь, где это лежит. Ты уже пытался найти?
– Ты что, там во всем доме полы надо вскрывать, – усмехнулся
Георгий. – А за прошедшие три месяца там сделали ремонт и разместили детские
ясли. Как нарочно! И что, приходить, все полы простукивать: извините, детки,
тут где-то клад зарыт…
– Зачем все полы вскрывать? – пожала плечами Рита. – Дай мне
бумагу и карандаш. На столе лежат. Смотри, вот какой план оставил мне Сазонов.
То есть Юрский. Это его кабинет. Вот тут, в углу, я ставлю крестик – здесь то
место. Под стеной нужно вывернуть две половицы и просунуть руку в
образовавшееся отверстие. Наткнешься на бревно. Может показаться, что его не
сдвинуть, но на самом деле оно всего лишь подсунуто под доски. И если его
поддеть покрепче, оно отойдет в сторону, и тогда в земле нужно искать узкую
доску, обернутую клеенкой. Копать нужно именно на том месте, где окажется
дощечка. Под ней зарыт ящик.
Она умолкла, и они с Георгием мгновение смотрели друг на
друга.
– И что ты предлагаешь? – спросил Георгий сдавленным
голосом.
Рита пожала плечами.
– Мне эти деньги не нужны, – пробормотал он. – Они краденые.
– Всякая собственность – кража, так еще Прудон сказал, –
процитировала Рита. – Много людей находили чужие клады и жили припеваючи, даже
не задумываясь о происхождении денег. А ведь они, возможно, были у кого-то
украдены.
– Как ты не понимаешь? – возмущенно посмотрел на нее
Георгий. – Они украдены не у кого-то – они украдены у России!
– Той России больше нет.
– Россия – одна, – тихо сказал он. – Недавно мы поговорили с
мамой о моем отце. Она мне все о нем рассказала. Так много, что я тебе даже
передать не могу. Он был… очень сложный человек. Его фамилия Поляков. И жизнь у
него была очень сложная. Но когда началась война… он забыл все обиды. Отныне он
жил по принципу: «Россия – одна. Такая или не такая – одна! Мы можем быть
только со своими – какими бы они ни были, главное, что с русскими, – или с
врагами».
– Во время войны мы тоже жили по этому принципу, – возразила
Рита. – Для нас не было разницы, под каким знаменем сражаться: под красным или
трехцветным. Но сейчас не война.
– Между нами всегда будет война, – бросил Георгий.
Немедленно лицо его приняло покаянное выражение, он
немедленно что-то такое забормотал – мол, я не имел в виду нас с тобой, я
только хотел сказать, что… Но тут открылась дверь, и вошла Нина.
– Ой, вам уходить пора, Георгий Георгиевич, – просюсюкала
она. – Доктор не разрешает Рите Дмитриевне долго с посетителями разговаривать.
Идите, идите, ей вредно…
И она просто-таки вытолкала вон растерянного Георгия.
«И что теперь будет?» – размышляла Рита.
Честно говоря, она лукавила. Она практически не сомневалась
в том, чт?о будет. И та газета – «Известия», не какая-нибудь там «Энская
правда»! – которую подсунули ей однажды утром то ли Нина, то ли Сара Львовна,
не должна была стать для нее такой уж неожиданностью.
Однако стала.
«НАХОДКА ИЗ ПРОШЛОГО
Наш соб. корр. из Энска
В одном из домов на окраине легендарного поселка Сормова,
колыбели революционных преобразований в Энске, того самого Сормова, которое
было воспето Максимом Горьким в романе «Мать», обнаружен клад ценностью в
несколько миллионов рублей. По некоторым данным, золотые изделия и ювелирные
украшения были украдены в 1918 году из подвалов государственного банка и
принадлежали к числу сокровищ царской семьи, награбленных у трудового народа.
Теперь сокровища возвращены законному хозяину!»
После прочтения заметки Рита второй раз оказалась между
жизнью и смертью – и на грани преждевременных родов.
Ну и что? Ну и зачем ее спасали? Зачем спасали ребенка,
который все равно умер?
А потом ее еще и лечили после тяжелых родов, и уверяли, что
выйдет она из больницы совершенно здоровым человеком.
Физически – может быть. Но душевно…
