В то время как Валерий Антонович разговаривал по телефону возле метро, Турецкий по-прежнему находился в квартире, где три дня держали похищенного, совершал последние формальности. В это время у него зазвонил телефон. И по мере того как Александр Борисович слушал собеседника, лицо его становилось все более удивленным.
Глава 68
ДЛИННАЯ ДИСТАНЦИЯ
Валерий Шифман бежал трусцой по песчаному пляжу вдоль почти неподвижного в этот утренний час моря.
В Нитании он жил в многоквартирном доме, находящемся на высоком обрывистом берегу, и каждое утро спускался к морю, где делал зарядку. Серия гимнастических упражнений жарким летом завершалась купанием, а сейчас, когда море поостыло, пробежкой. Похолодание здесь воспринималось совершенно по-другому, не так, как в России. В Израиле при плюс десяти люди надевают зимнюю одежду. В России при такой температуре молодежь щеголяла бы еще в рубашках.
Мысленно Шифман возвращался к позавчерашнему разговору с московским следователем. Видимо, обстановка в шоу-бизнесе криминализировалась настолько, что менты вновь вернулись к делам пятилетней давности. Он-то эмигрировал не из-за истории с Прыжковым. Он еще раньше решил уехать подальше от той чудовищной жизни, которую он вел на эстрадном Олимпе. А как он начинал! Есть что вспомнить! Окончив народное отделение музыкально-педагогического училища, Шифман сразу начал свою менеджерскую деятельность, причем с размахом — организовал феерическое шоу. Как это ему удалось пробить, он теперь и сам затруднился бы объяснить. Его охватил такой азарт, который вытеснил все другие мыслимые и немыслимые интересы. На то время подготовка шоу стала способом его существования.
Раньше советская публика имела минимальное представление о том, что такое шоу. Предел фантазии постановщиков тогда ограничивался двумя фонариками и тремя воздушными шариками, похожими на презервативы. И вдруг — сцена, закрывающаяся двумя полусферами в виде земного шара; потом рабочие в считанные секунды меняли декорации. Перед зрителями возникали то подводный мир, то старый замок, то полевой стан. И при этом никаких гигантских смет — многое делалось на энтузиазме. Например, декорации, которые собирали бесплатно солдаты местной воинской части, обходились в четыре билета на премьеру. А Театр музкомедии одолжил несколько костюмов.
Много сумел организовать Шифман. Одного не мог добиться — площадки в Москве или в Ленинграде. Пришлось начинать с Краснодара. А там…
Работая в эмиграции, он понял, что российский шоу-бизнес развивается по тем же законам, что и западный. Однако последний — более цивилизованный. Там «гуляют» большие деньги, позволяющие удовлетворить запросы всех занятых в нем; там нет таких астрономических размеров коррупции и монополизации. А главная беда, что в России в шоу-бизнес проникает большое количество бизнесменов, далеких от творчества. И уж совсем странное явление исходит там из чиновничьих кабинетов: перекроем, запретим, уничтожим!
Все особенности подобных отношений учли завистники Шифмана, когда стало ясно, что его первое шоу ожидает грандиозный успех, что после Краснодара ему прямой путь в обе столицы: и в Петербург, и в Москву.
В один прекрасный день менеджера вызвали к следователю в областную прокуратуру. Там его арестовали как особо опасного преступника — якобы он похитил у государства тридцать тысяч рублей, незаконно получив их как менеджер и как автор сценария. Собирались привлечь к уголовной ответственности по статье 93 «прим» — хищение в особо крупных размерах. Однако было поставлено условие — если концертная организация, штатным сотрудником которой состоял Шифман, внесет эти деньги, то он останется на свободе.
Самб собой, организация деньги платить не собиралась, и Шифман сидел в камере. Прокуратура прекрасно понимала, что никакого криминала в его действиях нет. Однако на сфабрикованное дело были затрачены государственные деньги, а значит, нужно всякими правдами и неправдами хотя бы частично вернуть их. Тут запуганный Шифман допустил ошибку — он внес в кассу прокуратуры свои кровно заработанные три тысячи. Если же подследственный возвращает деньги, он тем самым признает свою вину.
Тут уже сторонники Валерия мобилизовали свои усилия, наняли адвоката, который элементарно разрушил доводы обвинения. Ведь злопыхатели утверждали, что подготовленное им шоу было обыкновенным смешанным концертом и не могло считаться театрализованным представлением. Следовательно, ни менеджер, ни автор не могли получать от филармонии деньги.
В ходе судебного разбирательства выяснилось, что все компоненты театрального спектакля в представлении были и что никаких тридцати тысяч Шифман не получил, а заплатили ему в пять раз меньше. Дело закрыли за отсутствием состава преступления.
У Валерия сразу появилось желание уехать из страны, и удержало его лишь доброжелательное отношение многих знакомых и незнакомых людей, горой вставших на его защиту во время смехотворного судебного процесса. Шифмана и потом часто удивляло: почему подавляющее большинство российского населения замечательные и мудрые люди, а на верхушке, у власти, на руководящих должностях сидят главным образом подонки?! Эта загадка мучила его и по сей день.
Он остался, однако, помня все прелести пребывания за решеткой, стал предельно осторожен, избегал участия во всевозможных разбирательствах между эстрадными артистами и властью, которая неуклюже вмешивалась туда, куда надо и не надо. Чиновники по-прежнему гнули свою линию. Вдруг возьмут и ни с того ни с сего издадут распоряжение, чтобы восемьдесят процентов репертуара отдавалось исполнению песен, авторы которых являлись членами Союза композиторов. С этими песнями вообще доходило до курьезов. Одно время Шифману пришлось работать с вокально-инструментальным ансамблем «Пик надежды», который был чрезвычайно популярен, особенно среди молодежи. Например, они первыми на официальной сцене исполняли полузапрещенные в ту пору композиции «Битлз». Участникам «Пика надежды» приходилось вести постоянную борьбу с худсоветом, следящим за «идеологической выдержанностью» ансамбля. Артисты отстаивали свое право петь высокими голосами, носить длинные волосы, выступать в узких брюках, рубашках с жабо и двигаться по сцене, пританцовывая в такт музыке. Если все же какие-то провинности случались, то в качестве наказания их заставляли включать в репертуар песни советских композиторов.
Сколько похожих случаев вспомнил сейчас Шифман, делая утреннюю пробежку по берегу моря. На год загремел в тюрьму замечательный певец Гоша Метельский, — тут, кстати, не обошлось без Таньки Светлояровой.
Тогда Таньку обхаживал один партийный бонза, который обещал ей устроить звание заслуженной артистки. Она и терпела этого надутого старичка. Но естество берет свое — Танька познакомилась с ослепительным красавцем Гошей, а против него мало какой женщине удавалось устоять. Начался у них бешеный роман. У партийного лидера везде были свои люди расставлены, они-то и донесли ему о светлояровской страсти. Насколько Танька Гошу любила, настолько его этот бонза возненавидел. Вот и решил упечь популярного певца в тюрьму. Партийный ревнивец выделил специального человека, который должен был спровоцировать Метельского на скандал. Он изощренно преследовал певца всякими придирками и оскорблениями, и в конце концов Гоша так отметелил провокатора, что на нем живого места не осталось.
