Прошло несколько дней. Однажды Эдик возвращался на ночь глядя после пьянки с друзьями. Ему не хотелось сразу идти домой. Если мать заметит, что он выпил, заведет бесконечную нотацию, поспать толком не даст. Решив проветриться, Эдик уселся на скамейку возле дома. Там тесно росли подковкой несколько низеньких деревьев, в этом полукруге стояла скамейка. Если сидишь на ней, тебя никто из прохожих не видит.
Стояла безветренная июльская ночь. Хмель у Саблина почти прошел, но он продолжал сидеть, наслаждаясь тишиной и покоем. Неожиданно до него донеслись странные звуки. Он не сразу сообразил, откуда раздаются редкие громкие щелчки. Прислушавшись, понял — из подвала. Странно, неужели там сейчас кто-то работает? Звуки были весьма далеки от музыкальных. Скорее это был грохот какой-то, но такого сумбурного даже в хард-роке не существует.
Эдик решил подойти поближе, разобраться, что там происходит. Он сделал несколько шагов по направлению к входу. Тут дверь приоткрылась, и оттуда выскользнул человек. Там было темно, и Саблин не мог разобрать его лица. Но когда тот пошел в сторону автобусной остановки, то очутился в месте, освещенном фонарем, и Эдик хорошо рассмотрел его.
Он познакомился с этим парнем 8 марта на вечеринке дома у Наташи Козельской, куда его случайно затащил Стасик Ледовских, который тогда ухлестывал за ее подругой. А у Эдика были шуры-муры с сестрой подруги, так все и получилось. Было еще много народу, но ему запомнился только этот Андрей, потому что они поцапались. Саблин, когда выпил лишнего, начал горланить песни. Андрей над ним смеялся, обозвал его голос козлетоном. «Ты и так-то небось петь не умеешь», — огрызнулся Эдик. У того был сиплый голос. При этих словах Андрей рассвирепел, готов был наброситься на него с кулаками. Насилу их растащили, благодаря девушкам удалось разрядить обстановку.
Вот этого парня Саблин и увидел выходящим ночью из студии. А на следующий день весь дом уже знал, что там произошел жуткий разгром.
— Серебров его фамилия, — сказал Станислав. — Между прочим, это единственный человек, которого я подозревал. Только у меня доказательств не было. Спасибо тебе. И рекламу мы опубликуем на твоих условиях.
Глава 41
ИЮЛЬ 2000-го
После неудавшегося московского дебюта Наташа вернулась в Пермь в невменяемом состоянии. Одна только наглая выходка Прыжкова с исполнением ее песни могла надолго выбить из колеи. Ведь он попросту украл у нее «Серебряный полет»! А тут еще его неожиданное убийство. Нет, нужно уйти подальше от этого страшного мира, в котором все измеряется деньгами; в котором, как говорил один знакомый, всегда соблюдается закон — чем хуже голос у певицы, тем меньше на ней должно быть одежды.
Она была обычным ребенком, правда, с невероятной тягой к исполнению хитов Аллы Борисовны. Одно время девочка надевала на себя балахон, отдаленно напоминавший знаменитое платье Пугачевой, и истязала гостей, которые умилялись и хлопали. Позже, в училище, ее кумиром стал Стиви Уандер, Наташа пыталась найти оптимальное сочетание между модой и истинной популярностью. Теперь она начисто отвергла эстраду, полностью сконцентрировавшись на опере. Ивана Ивановича такое решение ученицы очень обрадовало.
Преподаватель был ярым сторонником классической музыки. За все время ее ученичества у него с Наташей была всего лишь одна творческая размолвка. Это произошло, когда девушка согласилась спеть на концерте-митинге какой-то демократической партии.
С самого начала Кизилов отнесся к такой затее скептически. Его нравственная позиция лишена малейшего консерватизма. Он стоял горой за обновление общества и с удовольствием поддержал бы вменяемую оппозиционную политическую силу. Однако на поверхность вылезло огромное количество прохиндеев, которые, отталкивая друг друга, без смущения норовили старательно лизнуть задницу кремлевскому руководству. Это очень неприятно. А уж когда Иван Иванович побывал на том концерте, то пришел в ужас. У большинства молодежных групп сквозил незатейливый протест: дайте нам денег, атрибуты красивой жизни и побольше сексуальных утех. Тогда мы успокоимся. «Какого хрена эта клевая тачка не моя? Почему эта офигительная девица спит не со мной, а с тем жирным бурдюком? Почему я такой крутой, замечательный и талантливый, а денег у меня кот наплакал?» Серьезного политического протеста не было.
Не всем выговаривал тогда Кизилов — только любимым, наиболее талантливым ученикам за участие в той постыдной акции. Наташа оправдывалась, говорила, что не агитировала за конкретных кандидатов, а просто просила молодых людей проявить активность, прийти на выборы.
— На моем месте любой согласился бы, — объясняла она Ивану Ивановичу. — Позвонили, сказали, что выступление на площади, с отличной аппаратурой, в компании хороших групп. Обещали помочь раскрутиться.
— Нет, Наташа. Твое выступление носило характер откровенной агитки, — настаивал Кизилов. — Отсюда один шаг до специальных заказников для олигархов. Будешь зажигать людей на свадебке у алюминиевого короля. Я разговаривал со многими зрителями. Почти все уверены, что выступавшим заплатили, поэтому они и согласились на такой позор.
Когда вскоре после того случая Наташу пригласили участвовать в фестивале «Старый новый рок», она отказалась. А теперь с ужасом думала, как она вообще соглашалась выступать в эстрадных концертах с их закулисной грязью. Отныне будет заниматься только оперой и ничем иным.
Летом следующего года она отправилась поступать в московскую консерваторию.
Отъезд Наташи привел Андрея в уныние. Он не представлял жизни без нее, настоятельно предлагал жениться. Она отказывалась, считала, что это рано. Если поступит, ей придется жить в Москве. Будет семья — нужно снимать квартиру, это дорого, больших денег им не наскрести. Чем будет Андрей там заниматься, где устроится на работу? В Перми и газета дает какие-никакие деньги, и уроки есть. Его здесь хорошо знают. А как он, не имея прочных знакомств, будет заниматься репетиторством в Москве при тамошней конкуренции?..
— Ты меня не дождешься, — уныло мямлил Андрей в ответ.
— Почему ты так думаешь, глупыш?
— Чувствую.
Наташа откинула одеяло и сладко потянулась. Потом набросилась на него с поцелуями:
— А я не чувствую! Зачем ты паникуешь? Ведь все так быстро меняется…
— В худшую сторону, — сказал он по-прежнему печально.
— Не обязательно. Иногда и в лучшую. Вдруг нам повезет, я найду для тебя работу, и ты приедешь. И потом — еще не факт, что я поступлю. Может, я вернусь через месяц.
Это была их последняя совместная ночь перед отъездом, вернее, вечер — когда родители в городе, она не оставалась у Андрея, всегда ночевала дома.
Семья тщательно готовила Наташу к отъезду. Все были на сто процентов уверены в том, что она поступит. Значит, уезжает надолго, нужно многое предусмотреть, чтобы побыстрее могла обустроить в столице свой быт. Делались бесконечные покупки, а когда, казалось, все предусмотрено, вспоминались упущения. Значит, опять нужно бежать по магазинам… У семейства Козельских было напряженное время.
