— Гоша Посадский. Слыхал про такого?
— Посадский?
«Орангутанг» обернулся и посмотрел на тучного мужчину в спортивном костюме, лежащего на соседней кровати. Тот зевнул и лениво кивнул головой. «Орангутанг» вновь повернулся к Константину Сергеевичу:
— Верно, есть такой. Только, говорят, он соскочил. В офисе теперь работает.
— Да, — кивнул Чернов. — У меня. Я его на работу и взял. По дружбе.
Морщинистая рожа «орангутанга» замаслилась.
— О! — ухмыльнулся он. — Так ты у нас богатый? Чем владеешь?
«Зря я это сказал», — досадливо подумал Чернов. Но исправлять ситуацию было уже поздно.
— Да так — небрежно ответил он. — Небольшая фирма. Продаем косметику и лекарства.
— И хорошие башли зарабатываешь? — продолжил любопытствовать собеседник.
— Когда как.
— Ну, например, сколько?
Чернов пожал плечами:
— Ну., точно даже и не скажу..
— А точно и не надо. Давай приблизительно. Да не менжуйся ты, тут все свои!
— Ну… — вновь замычал Константин Сергеевич. — Иногда двадцать тысяч. Иногда меньше.
— Это что — долларов, что ли?
— Да.
— В месяц?
— Э-э… Да. А что?
«Орангутанг» вновь повернулся к тучному человеку в спортивном костюме:
— Слышь, Батя, сколько на аспирине и креме от геморроя зарабатывать можно!
— Можно и больше, — пробасил тот, почесывая толстый живот, обтянутый белой футболкой. — Если умеючи.
— В последнее время дела не очень, — поспешно добавил Константин Сергеевич. — С лицензированием проблемы. И вообще..!
— Да ладно, не оправдывайся, — «успокоил» его «орангутанг». — Мне, сколько ты за месяц зарабатываешь, на один поход в кабак не хватит. По ходу ты здесь самый нищий!
Он оглянулся, ища поддержки у арестантов. Те вяло засмеялись.
Чернов тоже улыбнулся. «Орангутанг» тут же перестал смеяться и вдруг неожиданно резко спросил:
— Че ты скалишься, фраер?
Улыбку как ветром сдуло с дородного лица Константина Сергеевича.
— Я?
— Че скалишься, спрашиваю? Я че, на клоуна похож?
— Нет. Просто я… Извини, если обидел.
«Орангутанг» уставился на Чернова мертвым, немигающим взглядом. Потом вдруг оттаял и, щербато улыбнувшись, сказал:
— Да ладно, брателла, не менжуйся. Это я типа пошутил. Че, не смешно разве получилось?
На этот раз Константин Сергеевич поостерегся улыбаться. Он лишь дернул уголком губ — чуть-чуть, едва заметно — и сказал:
— Нормально.
Затем поерзал упитанным задом на нарах и демонстративно зевнул.
— Спать хочешь? — осведомился арестант.
Чернов кивнул:
— Да. Ночь была тяжелой.
— Ну вздремни. У нас это не запрещено.
К облегчению Чернова, «орангутанг» поднялся с кровати. «Слава богу», — подумал Константин Сергеевич и прилец опустив большую голову на плоскую подушку.
От пережитых задень волнений на него навалилась усталость, и вскоре он крепко заснул.
Проснулся Чернов от хриплого шепота. Шепот этот звучал совсем рядом, почти в голове у Константина Сергеевича, обжигая ему правое ухо:
— Проснись, фраерок! Слышь! Просни-ись!
Чернов открыл глаза и чуть не вскрикнул от боли.
Руки ему держали двое заключенных. А третий, тот самый тощий «орангутанг», склонившийся над ним, зажал ему ладонью рот. «Орангутанг» усмехнулся, ощерив щербатые, желтые зубы:
— Малява на тебя пришла, фраерок.
Константин Сергеевич дернулся, но руки были крепко прижаты к постели.
— Хорошо ты нам про аспирин и крем пел, сука, — хрипло продолжил «орангутанг». — Асам, пока мы тут на нарах чалимся, детишек пялил. И другим извращенцам продавал. Педофил вонючий. Хорек, юля.
Сердце у Чернова испуганно забилось. Он вновь попытался высвободиться, но вновь безуспешно.
— Тихо, — прохрипел «орангутанг», обдав лицо Чернова гнилой вонью. — Тихо, сучонок. А то порежу — больно будет.
Чернов замер.
— Ты в Христа веришь?
Чернов кивнул.
— Тогда молись, — сказал «орангутанг».
«Это конец, — пронеслось в голове Чернова. — Нет! Они не посмеют!»
— Ну как? — спросил «орангутанг». — Помолился?
Чернов закрутил головой.
— Твои проблемы. Умри, сука. — «Орангутанг» набросил ему на лицо подушку.
Тело Чернова выгнулось дугой. Он задергался с бешеной силой как сумасшедший. Но уголовники крепко прижимали его к кровати. Вскоре Чернов затих.
«Орангутанг» для верности выждал еще полминуты, затем убрал подушку с лица Константина Сергеевича.
— Чалый, неси удавку, — приказал он одному из подручных. — Будем делать самоубийство.
Пока Чалый доставал удавку, «орангутанг» посмотрел в лицо Чернову и проговорил без всякого сожаления:
— Кончился, падла. Надо бы руки помыть после этой мрази.
— Жаль, что без боли кончился, — сказал один из подручных. — Надо был о заточку ему в живот засадить. Чтоб подергался подольше.
— Ага, — усмехнулся «орангутанг». — Чтобы на его свинячий визг менты сбежались?
— Да, ты прав. Но все равно жаль.
20
Саше Брискиной было двадцать два года. Пару лет назад она возвращалась с подружками из кинотеатра. Фильм, который они смотрели, назывался «Сердцеедки», и повествовалось в нем о радужной судьбе двух аферисток, мамы и дочки, которые потрошили бумажники миллионеров на солнечном побережье Майами. Л тут одна из подружек возьми да и скажи Саше:
— Шурка, какого рожна ты высиживаешь в Томске, я не понимаю. С твоей внешностью нужно миллионеров на Багамах цеплять!
— Вот-вот, — подтвердила вторая. — Это мы с нашими «метр шестьдесят в кепке» на фабрике должны работать. У тебя одни ноги длинней, чем мы обе, вместе взятые!
— И что мне с этих ног? — фыркнула Саша Брискина. — В аренду их, что ли, сдавать?
— При чем тут аренда? Ты посмотри, как мужики на твои ноги пялятся! Этими ногами, подруга, ты можешь заработать за один день больше, чем мы за всю нашу жизнь.
— Может, и способ подскажешь? — усмехнулась в ответ Саша.,
— Запросто! Поезжай в Москву и поступи в какую-нибудь школу, где моделей готовят. Есть же в Москве такие школы?
