— Это который таблицу нарисовал, что ли?
Белый кивнул:
.— Он самый.
Штырь знал отвратительную привычку Белого начинать разговор издалека и изъясняться недомолвками и намеками, однако на этот раз чаша его терпения была переполнена. Штырь нетерпеливо посмотрел на часы. Белый перехватил его взгляд.
— Что, торопишься? — спокойно спросил он.
— Да. Дела.
— Ну раз так, не буду тебя томить. Перейду прямо к делу. Че там у тебя за терки с подольскими были, не напомнишь?
Штырь дернул уголком губ и недовольно ответил:
— Сам же знаешь, по какому поводу перетирали.
— Знаю, — кивнул Белый старческой головой. — Знаю и то, что генерала они ментовского для «крыши» привлекли. И что он твоим ковбоям вывески чуток попортил на тех терках, что ты в прошлом месяце устроил.
— Ну?
— Чего — ну!
— Не понимаю, к чему ты клонишь, Иваныч?
— К тому, что умер генерал! — Белый повысил голос. — Свинцовой пилюлей подавился!
— Правда? — Штырь скривился. — И че мне теперь, венок ему на могилу принести?
Белый побарабанил пальцами по ручке кресла.
— Ты знаешь, что ментов просто так не мочат? Ты знаешь, что на такое дело совет тебя подписать должен?
— А-а, вот ты про че, — догадался наконец Штырь. — Сукой буду, Иваныч. Ты сам знаешь, я просто так никого не мочу. Тем более ментов. А если бы собрался замочить, то перво-наперво с тобой бы посоветовался. Я законы знаю.
Белый прищурил морщинистые глаза:
— Посоветовался бы, значит. Ой ли?
— Чего? — не понял Штырь.
Белый снисходительно улыбнулся:
— Это такое выражение литературное — «ой ли?». Выражает легкую степень сомнения и недоверия.
Штырь криво ухмыльнулся и облизнул сухим языком сухие же губы:
— К чему этот базар, Иваныч? Ты меня не первый год знаешь.
Белый кивнул:
— Вот-вот. Потому и говорю ой ли? В прошлом году, на Страстную, ты со своими сявками чего учудил?
— А чего?
— Вот видишь, уже не помнишь. А я тебе напомню: девку ту из налоговой кто завалил? Пушкин?
— Девку-то? — Штырь раздраженно пожал плечами. — Ну я завалил. Сам знаешь, выхода у меня тогда другого не было.
Белый пригладил ладонью плешивую голову и холодно произнес:
— Это ты так говоришь. А я не знаю, что там промеж вами произошло. Может, ты заранее ее замочить решил, а потом мне все по-своему объяснил?
Штырь угрюмо посмотрел на Белого:
— Значит, ты мне не веришь?
Белый вздохнул:
— Ох, Штырь, хотел бы я тебе верить, но… — Внезапно Белый переменил тактику. Он слегка подался вперед и заговорил доверительным, доброжелательным голосом: — Слушай сюда, Штырь. Я не сержусь, понял? Если замочил генерала, то туда ему и дорога, менту поганому. Я в защитники к легавым не нанимался. Но мне другое не нравится. А не нравится мне, Штырек, когда меня за лоха держат. Это оскорбляет мой разум. Когда кто-то в обход меня дела свои вершит, понимаешь?
Штырь сглотнул слюну:
— Ну.
— Но я и это простить могу. Если ко мне придут и скажут: так, мол, и так, Белый, канитель вышла — но ты уж извини, иначе никак нельзя было. Вот если мне так скажут — то и обиды за мной никакой не будет. Потому что всякое в жизни случается. Понимаешь, Штырь?
— Ну.
— Молодец. Ну так как? Твои ребятки легавого замочили?
Штырь слегка набычил массивную голову и глянул на Белого исподлобья. На скулах его заходили желваки.
— Ты, Белый, на понт меня не бери, понял? — глухо и даже немного угрожающе (так, по крайней мере, показалось Белому) проговорил Штырь. — Ты че думаешь: развел меня своим базаром лисьим, так я тут же на спину упаду и ножками сучить стану? Говорю: не трогал мента — значит не трогал. А не веришь — твои проблемы.
— Чего? Я не расслышал — проблемы?
— Проблемы, проблемы, — кивнул Штырь. — У тебя, вижу, на старости лет слух совсем никакой стал. Лечиться надо.
— Как сказал? По старости лет? — Белый слегка пристукнул по ручкам кресла сухими ладонями, затем закинул голову и весело рассмеялся.
Насупленное лицо Штыря потемнело.
— В твоем возрасте, между прочим, уже на пенсию отправляют, — тихо проговорил Штырь.
— Интересно говоришь, Штырь! — сказал Белый, вытирая слезящиеся от смеха глаза. — И кто же это меня на пенсию отправить собирается? Уж не ты ли?
— Может, и я, — так же глухо пророкотал Штырь.
Белый оборвал смех.
— Что ты сказал? — прошипел он.
Штырь слегка поежился; он понял, что его слегка занесло на повороте, но остановиться уже не мог.
— Я говорю, идти мне пора; — сухо сказал он. — Пацаны ждут, дел по горло, а я тут с тобой по пустому тру. В следующий раз, если захочешь со мной о пустяках поговорить, по телефону говори. Мое время дорого стоит.
Белый откинулся в кресле, внимательно и холодно посмотрел на парня:
— Не живется тебе по-тихому, Штырь. Все проблем на задницу ищешь.
— Я-то хоть ищу, а твои проблемы сами твою задницу находят, — пошутил Штырь и усмехнулся собственной шутке. — Это вам, старикам, по-тихому пора жить. А я тихориться не собираюсь. А если кому-то не нравится, то…
Штырь угрожающе замолчал.
— То что? — полюбопытствовал Белый.
— То пусть они свое мнение в одно место себе запихают, — договорил Штырь. — Пока!
Он повернулся и направился к двери. Штырь не видел, как у него за спиной Белый сделал знак официантку — и тот едва заметно кивнул в ответ.
23
Спустя без малого час белый «мерседес» Штыря припарковался возле двухэтажного загородного особняка. Перед тем как выйти из машины, Штырь закурил.
То, что Белый зарвался, — это факт. Штырь знал его пару лет (или что-то около того), и за все это время старик никогда и ничего не делал зря. Каждое его слово что-то значило. Да что там слово — каждый взгляд, каждое движение. Нет, не зря он заговорил о вине и крови. Тот, кто знал Белого, мог без особого труда разглядеть за этой невинной репликой вполне определенный намек. Штырь воспринял слова о вине как недвусмысленную угрозу.
А когда Белый с улыбкой заговорил о водке, Штырь понял, что Белый просто в бешенстве. Белый терпеть не мог водку. Он считал любителей водки быдлом. Старик любил корчить из себя аристократа (похоже, он и в самом деле верил в свой «утонченный вкус» — хотя, на взгляд Штыря, вкуса у Белого было не больше, чем волос на его плешивой голове).
