Веня стыдливо потупился.
— Анатолий Валентинович Великанов считался специалистом номер один в своей области. Этот талантливый врач около восемнадцати лет оперировал в России и за рубежом как рядовых пациентов, так и политиков, телеведущих, актеров, звезд шоу-бизнеса. Имя Великанова означает высший класс пластических операций! А «Идеал» — клиника, которую он фактически создал… Такие вещи, которые вы подозреваете, здесь просто невозможны.
Переведя дыхание после хвалебной оды покойному и клинике, Владислава Яновна удачно завершила сказанное:
— На нас, как и на всех прочих специалистов, иногда жалуются пациенты, но с каждой жалобой мы тщательно разбираемся и находим способы исправления своих ошибок. Репутацией мы дорожим. Ни один пациент не ушел от нас недовольным настолько, чтобы прибегнуть к огнестрельному оружию… Зато среди коллег-медиков такие люди есть.
Веня Васин почувствовал, что от глебовской версии номер один он плавно перешел к версии номер два: убийство произошло по заказу хирурга-конкурента.
— Спрос на эстетическую хирургию велик, — все тем же лекционным голосом продолжала просвещать следователя Линицкая. — Одна пятая населения находит в своей внешности изъяны. Особенно в России, где все годы советской власти эти услуги не были доступны простым людям. Теперь специализированные клиники пластической хирургии растут как грибы. Казалось бы, проблема только в деньгах… Но возникли новые проблемы. И дело не в количестве пациентов, а в качестве услуг, которые предоставляют клиники. Не стану скрывать, что во многих обществах с ограниченной ответственностью, расплодившихся именно как грибы, работают, с позволения сказать, специалисты, которым я не доверила бы оперировать даже лабораторную собаку. Недоучки с сомнительными дипломами, применяющие опасные для жизни пациента методы, нарушающие основной принцип врача: «Не навреди!» Как вы сами отлично понимаете, это портит репутацию пластической хирургии в целом.
Веню Васина вдруг стал преследовать бзик: он пытался вообразить, куда девает Владислава Яновна на время операции свои цыганские сережки. Снимает и убирает в карман халата? Или они у нее продолжают болтаться туда-сюда, ниспадая на хирургическую маску? Веня тряхнул головой. Воззрев на него со строгим недоумением, точно учительница на случайно затесавшегося среди учеников дебила, Владислава Яновна продолжила:
— С этим не мог смириться Великанов — и как человек, и как врач. Он создал общественную организацию под названием «Российская ассоциация эстетической хирургии». В эту организацию вошли квалифицированные пластические хирурги страны. Довольно часто следственные органы и суды привлекали Великанова и его коллег к специальным экспертизам по установлению технической правильности проведения операций. И в этой области деятельности Великанов мог нажить немало врагов!
— Вам известны конкретные факты?
— Факты? Сколько угодно. Все мы, сотрудники отделения, слышали, как Анатолию Валентиновичу угрожали.
— Правда, угрожали? Кто?
— Например, некий Иван Зинченко… Вам это имя знакомо?
— Боюсь, что нет. Я только начинаю знакомиться с миром пластической хирургии.
— Надеюсь, что в мире пластической хирургии это имя больше фигурировать не будет. Но вам необходимо знать… Хотите выпить?
Бутылка с красным вином по-прежнему украшала собою стол. Вина Васину не хотелось: во-первых, от спиртного уязвимая кожа блондина Вени покрывалась красными пятнами наподобие аллергических, что его не украшало, а во-вторых, все питье в хирургическом отделении было у него под подозрением в недоброкачественности, словно туда тайно влили снотворное или что-то еще.
— Спасибо, на работе не пью, — ответил Веня, стараясь принять гордый высокопрофессиональный вид. — А вот бутербродик возьму, если позволите.
— Тогда и я возьму, — смягчилась Владислава Яновна.
Вот так, в дружеской, переходящей в застольную, обстановке Веня Васин услышал драматическую историю, ставшую причиной столкновения Анатолия Великанова с Иваном Зинченко…
Не вспомнить, какой мудрый человек дал определение: счастье — это когда утром хочется идти на работу, а после работы хочется идти домой. Если отталкиваться от этого определения, Георгий Яковлевич Глебов мог назвать себя наполовину… нет, даже, пожалуй, на три четверти счастливым человеком. В целом любя свою работу, он не мог похвастаться тем, что каждое утро стремится туда как на праздник: юношеский энтузиазм с годами поугас, и было бы странно, если бы этого не произошло. Но вот домой Георгий Яковлевич неизменно возвращался, лелея самые приятные чувства, которые неизменно оправдывала его жена… Сегодня, после разговора с Ксенией Великановой, надменной, изысканной и вопиюще, по искренне сложившемуся убеждению Глубова, неженственной, Георгий Яковлевич особенно нуждался в том, чтобы поскорее увидеть свою Таисию, приникнуть к ней, как сердечник к кислородной подушке.
Его драгоценные девочки, Тая и Машка, с похожими круглыми ясными личиками и почти одного роста (дочка тянется ввысь стремительно, акселератка, скоро догонит мать), моментально открывают дверь по звонку. Поджидают его, что ли, в прихожей? Нет, такого быть не может: ведь Глебов приходит с работы в разное время. И тем не менее каким-то чудом они оказываются возле двери… Глебов ни разу не спросил, как им это удается: разве можно разъяснить чудо? Нельзя, да и не нужно… Радостный писк, одна хватает пальто, другая портфель, пристраивают вещи на свои места, пока глава семейства переобувается в домашние тапочки. В это время — никаких поцелуев, никаких вопросов, никаких школьных и рабочих новостей: сначала доброго молодца надо накормить-напоить, а потом уже расспрашивать. Пока Георгий Яковлевич переодевается и старательно моет руки в ванной, на стол, накрытый клеенчатой скатеркой с узором из экзотических фруктов, ставится плетенка с ломтиками хлеба, черного и белого, в три тарелки наливается суп. Первое блюдо съедается молча: Глебовым — потому что он устал и проголодался как собака, женой и дочерью — из уважения к процессу утоления голода главы семейства. А вот когда в желудке перестают завывать водопроводные трубы, за вторым блюдом можно поболтать и расслабиться. Тут-то и начинаются новости и шутки, Глебов чувствует, что он нужен, его любят, и погружается в это чувство, будто в теплую водичку…
И все-таки Глебову удалось сделать правильный выбор со своей поздней женитьбой! Было ведь ему тогда почти сорок лет, и двадцать из них он провел в Москве и обзавелся к тому времени двумя любовницами, одна из которых владела, кстати, роскошной старинной трехкомнатной квартирой вблизи Нового Арбата… А вот не захотел ни с одной из москвичек связываться! Та, с околоарбатской квартирой, так с ним обращалась, что со временем, предвидел Глебов, потребовала бы от него, чтобы он в благодарность за ее жилплощадь спал на коврике и приносил тапочки в зубах. Другая не требовала ничего — более того, возводила это отсутствие требований в принцип и настаивала, чтобы Глебов тоже ничего и никогда от нее не требовал, чтобы у них, как она заявляла с придыханием, осуществился союз двух свободных людей. Здрасте, я ваша тетя! Зачем же тогда жениться? Если так ценишь свою свободу, дорогая, будь и дальше свободной, без мужа, сама по себе. Короче, вдоволь поломав голову над матримониальными причудами жительниц нашей столицы, Георгий Яковлевич отбыл в отпуск к себе на родину, в Кострому.
