И что характерно: даже в таком затрапезном виде Глазова не разочаровывала! Бедра, далеко торчащие из-под распахивающегося халатика, — тугие, стройные, гладкие, без единой лишней жиринки. По контрасту с красноватой после ванны кожей ярче сверкают голубовато-зеленые глаза. А рост сразу сделал ее для Гали простой и доступной. Особенно после того как Евгения Глазова произнесла с тем самым южным «гыканьем», которое сама Галя так долго и мучительно изживала:
— Ой, а я голову только что помыла! Думала, что успею к вашему приходу, — продолжила она, подсобравшись, с правильным литературным выговором, — но вот чуть-чуть не успела… Уж вы извините.
— Ничего страшного, — великодушно ответила Галя. Евгения Глазова, отступив на шаг, вгляделась в нее пристальнее, прищуриваясь в слабо освещенной прихожей:
— Извините, а вы тоже с юга России, да?
Галя Романова вдруг догадалась, что они с Глазовой находятся в примерно одинаковом положении: Галя робеет перед вице-мисс, а Евгения робеет перед женщиной-милиционером, которой неизвестно что от нее нужно, от которой ждет всяческих неприятностей. Обе стремятся преодолеть робость, обе стараются доказать себе, что не так уж страшна собеседница… Когда Галя это сообразила, она с облегчением выдохнула свой страх. Ей стало легко и свободно.
— Из Ростова-на-Дону, — призналась она. — А вы?
— А я — из Славянска-на-Кубани. Слышали, есть такой город?
— Конечно, слышала! Надо же, у наших родных городов даже названия похожи.
— И правда… А, простите, как вас зовут? Я что-то из-за двери не поняла…
— Капитан Галина Михайловна Романова. — Галя предъявила служебное удостоверение. — Можно просто Галя.
— А меня тогда можно просто Женя. Пойдемте, Галя, поговорим.
Да-а, поговорить Женя, как оказалось, любила! Найдя в Гале землячку, а следовательно, родственную душу (для двух немосквичек, встретившихся в Москве, это практически одно и то же), она выложила ей всю свою историю. Начиная с тех давних и изрядно подзабытых времен — не верится, что это было с нею! — когда Женька Глазова вкалывала на рыбозаводе и ходила по цеху в бесформенном сером, облепленном чешуей халате, такой же бесформенной шапке, под которую полагалось полностью убирать волосы, и резиновых рукавицах по локоть. Красивой ее тогда мало кто считал, так как мало кто видел ее безо всей этой амуниции. Сама себя она тоже красивой не считала, потому что мама и тетки без конца твердили, что Женюра слишком тощая, и локти торчат, и нос торчит, и вообще, не на чем оку остановиться. Но об отношениях мужчин и женщин Женька была полностью информирована, и когда Вахтанг Галактионович, начальник цеха, вопреки материнским пророчествам, стал что-то часто останавливать на ней горячий взгляд своих огненно-черных, с изогнутыми ресницами, глаз, она стала подумывать об уходе с завода, потому что спать с начальником, который ей в отцы годится, было для нее пределом падения. Другое дело — выйти по-человечески, со свадьбой для всех родственников, замуж и потом каждый вечер отнимать у мужа бутылку водки или развестись и одной гордо растить детей: вот это нормальный выбор славянской женщины!
Однако Вахтанг Галактионович оказался не такой скотиной, как она о нем, прости Господи, подумала. Остановив однажды Женьку после смены, он начал говорить ей не о любви, а о том, что она гноит свои драгоценные дни на нижней ступени работников рыбозавода, и не попытать ли ей счастья в другом месте, пока молодая. Женька, улыбаясь ровными белоснежными зубами, сказала, что к учебе она неспособная, а на приличное место с девятью классами не возьмут. Да на приличные места только своих берут, а у нее в родне ни одного влиятельного человека не завалялось. Куда же ей деваться? Вахтанг Галактионович обещал подумать. В следующий раз он подумал — и принес ей газетный лист с объявлением об отборе кандидаток на конкурс красоты «Мисс Кубань». Правда, там упоминалось, что первый тур отбора будет проходить совсем скоро, а до очередного Женькиного отпуска оставалось не меньше четырех месяцев. Вахтанг Галактионович обещал выделить ей две недели с половинной оплатой. Ради этих двух недель она, без надежды на успех, согласилась поехать. Погулять, развеяться. От рыбы и правда тошнило уже…
Ну а с того первого конкурса пошло-поехало! Женька поверить не могла, что она так всем нравится, и до сих пор не верит. Правда-правда, она не тщеславная. Она ни капельки не мнит себя самой замечательной. Пусть другие будут красивей, чем она, Женьке не жалко. Она только счастлива до смерти, что не надо больше ходить на рыбозавод…
— А Матвей Зеленый? — попыталась склонить разговор в нужную сторону Галя Романова, в то время как они, словно две закадычные подруги, расположились с ногами на широченном диване, заваленном плюшевыми игрушками и подушечками в форме сердечек.
— Сейчас дойдет и до Матвея…
Многие, особенно после победы в общероссийском конкурсе красоты, претендовали на красавицу Евгению Глазову, предлагали ей руки, сердца, горячие чувства… Матвей Степанович победил соперников потому, что ничего этого не предлагал. Он честно заявил: Женя, я человек сухой. Вся моя страсть — это фармакологическая промышленность, которую я поддерживаю и развиваю. Но я — человек публичный, мне необходимо вести светскую жизнь. Моя жена — верная подруга, но с личика она крокодил и по возрасту мне ровесница; она для этой цели не подходит. Я заплачу вам, сколько скажете, с тем условием, что вы согласитесь изображать мою любовницу. Больше ничего от вас не потребую. Пальцем не трону. Клянусь.
Эта квартира, в которой они сейчас с Галей беседуют, куплена на деньги Матвея Степановича, но вообще-то много денег с него Женя не взыскивала. Брала меньше, чем он предлагал. Он ей нужен был для надежности — просто как защита. Среди тех, которые добивались ее любви, были и алкоголики, и наркоманы, и откровенные психи, и люди, мягко выражаясь, неуравновешенные. Такой сегодня принуждает к любви, а завтра чиркнет по горлу бритвой… А с олигархом связываться боялись. Репутация его защищала получше охранников-десантников. А Жене только того и надо было.
— А скандал, который он закатил в клинике пластической хирургии? — не могла поверить Галя.
— Какой скандал? А-а, это когда он кричал, что меня в этой клинике изуродовали?.. Ну, переиграл малость. Надо сделать ему скидку: человек серьезный, не артист. Даже не знает, как скандалы закатывают… А если честно, только не смейся, это я задумала весь этот скандал. Матвей не соглашался, но я его убедила, что так будет лучше.
— В самом деле? Зачем?
— Ну, затем, чтобы выглядело естественнее. Когда у людей все гладко, они со стороны смотрятся вроде как чужие. Надо, ну, типа, поднимать температуру… Понимаешь, Галя?
— Понимаю, Женя. Не понимаю только: что тебе оперировали? Ты же сама по себе всегда была красавица!
— А веки! — Женя забавно, двумя указательными пальцами, нажала себе под брови. — У меня они — вот тут — образовывали складку, прикрывали глаза. А хирурги мне глазки подраскрыли, чтобы были больше. Чтобы я была совсем Глазова!
