— И народ же меня им сдал, — закончил Сабуров. — Теперь они по-другому заговорили, падлы… Не слыхал сегодня по телевизору?
— Нет, я его вообще не смотрю, — сказал Кирей. — Только если со Шварценеггером. Других я не люблю.
Потом они молча, прикрыв глаза и откинувшись, покурили анаши. Затем, придя в себя, снова погнали в город, назад, к гостинице.
— Все, суки, падлы позорные, все мне за все ответят… — бормотал Сабуров в забытьи, сжимая руль и вдавив педаль газа до самого пола. Вслед им раздался один свисток гаишника, потом другой… Послышались выстрелы, одна из пуль щелкнула по корпусу.
— Гони! — возбужденно орал Кирей. — Гони, Колян, дави эту падлу!
Они вылетели на встречную полосу, глаза ослепил свет фар несущегося на них грузовика, потом Саба почувствовал сильнейший удар в грудь, и больше уже ничего не видел и не слышал.
Утром, когда Игорь, не спавший всю ночь, наконец задремал, загрохотал замок на его двери, она с визгом открылась, и в камеру заглянул улыбающийся Тихонов.
— Ну вот, Игорь Николаевич, недоразумение, как я и говорил, разрешилось. Вас оговорили. Теперь вы свободны… — Он взглянул на стол, где стояли миски со вчерашним ужином. — И можете прекратить вашу голодовку.
Игорь смотрел на него, не понимая.
— А что вы так смотрите? Никак другую статью уже написали? — спросил Тихонов вполголоса.
— Нет… — Игорь покачал головой, прикрыв глаза. — И не собирался.
— И правильно, — кивнул Тихонов. — Ничего другого я от вас не ожидал.
Игорь продолжал на него смотреть не отвечая.
— Я понимаю, что вы обо мне подумали, — сказал Тихонов. — Но, поверьте, мне пришлось играть в эту неприглядную игру в присутствии Сабурова, чтобы войти в доверие и вывести этого подлеца на чистую воду. Не я его выдвигал в губернаторы, как вы понимаете. Что вы смотрите? Все уже позади! Он был нами разоблачен и, не вынеся тяжести обвинений, покончил вчера с собой, направив в пьяном виде свою машину на встречный самосвал. Погибли он сам и его телохранитель. Сегодня утром решением избирательной комиссии выборы были отменены, и новая избирательная кампания начнется, согласно закону, через три месяца. И к этому вы тоже приложили свою руку, Игорь Николаевич…
— А где, кстати говоря, этот мальчик, Смушкевич, кажется, который будто бы написал на меня донос? — спросил Игорь, надевая свитер.
— Но он и в самом деле его написал, — с легким раздражением сказал Тихонов. — Почему вы мне не верите?
— Значит, имею на то основания, — буркнул Игорь.
— В любом случае за него можете не беспокоиться. По молодости все бывает. Мы, как и вы, решили закрыть глаза на его шалости. Осталось выполнить еще некоторые формальности, и он тоже будет свободен…
— И с него обвинение будет полностью снято? — спросил Игорь.
— Обязательно, — пожал плечами Тихонов. — Можете за него не беспокоиться.
— Я выйду только вместе с ним, — сказал Игорь, прекратив сборы. — Или продолжу голодовку.
— Это ваше право, — кивнул Тихонов. — Просто формальности с ним будут более продолжительными, чем с вами.
— Ничего, я подожду… — Игорь сел на табурет и принял ту же позу, в какой его застал Тихонов.
Тихонов пожал плечами, вышел и вернулся через десять минут.
— Все в порядке, — сказал он. — Вы уйдете отсюда вместе с тем, кто вас оклеветал… Потом напишете об этом не то что статью, а книгу, — сказал он, когда Игорь, одевшись, вышел вслед за ним в коридор.
И увидел там, как из соседней камеры вышел Леня Смушкевич с обязательным рюкзачком за спиной, бледный, взъерошенный, с синими кругами под глазами.
— Обязательно, — кивнул Игорь, не сводя взгляда с Ленчика.
— И меня там тоже упомянете?
— Вы там будете как один из главных героев, — сказал Игорь. — А теперь, если я свободен, я могу от вас позвонить?
— Обязательно! — повторил, как эхо, Тихонов. — Артемьев! — крикнул он дежурному милиционеру. — Проводи господина журналиста до канцелярии, и пусть ему там позволят звонить. Хочу только сказать: если собираетесь звонить господину Померанцеву, то он уже здесь.
— Где? — остановился Игорь.
— Он ждет вас в моей приемной, куда, при желании, вас проводят. Надеюсь, у него к вам возникнет вопрос по поводу местонахождения вашего знакомого, Анатолия Богданова, этого наемного убийцы, объявленного во всероссийский розыск… Там же с ним должен находиться коллега нашего юного друга. — Он кивнул в сторону Ленчика. — Саша Камнев, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — огрызнулся Ленчик, быстро идя на выход. — Нам сюда или туда?
Казалось, еще немного — и он побежит.
— Не заблудитесь, — сказал Тихонов, и, сделав озабоченное лицо, как если бы потерял интерес к ним, направился в другую сторону.
Саша увидел Ленчика еще издали, и они сначала пошли друг другу навстречу. Потом обнялись, никого не стесняясь.
— А где Вадик? — спросил Ленчик. — С ним все в порядке?
— Потом, — сказал Саша, отводя глаза. — Давай сначала уйдем отсюда. Придешь в себя, там поговорим.
— Где Вадик? — повторил вопрос Ленчик, но Саша снова не ответил.
ЭПИЛОГ
Первый зам генерального Сергей Афанасьевич Анисимов метался по своему кабинету. Он то говорил, то кричал, а невозмутимый Турецкий, сидевший здесь же, только неопределенно покачивал головой.
— Давай, Александр Борисович, называть вещи своими именами!
— Давай, — согласился Турецкий. — Кто ж против? Только поспокойнее, хорошо?
— Постараюсь. Тем более генеральный ждет, что мы с тобой придем к единому мнению, прежде чем он нас пригласит… А теперь смотри.
Анисимов включил видеомагнитофон.
— Вот что прислали мне из ГУВД Красноземска на Померанцева и Шестакова. Любуйся!
— Девок, что ли, водили? — полюбопытствовал Турецкий, пока перематывалась пленка.
— Хуже.
— Мальчиков?
— Теплее. Смотри… Вот этого ты еще не видел.
— Что это? — Турецкий кивнул на экран.
— Это гостиничный коридор, а это номер, где остановились твои Померанцев и Шестаков. Время видишь?
— Вижу, и что?
— Смотри дальше… Увидишь и мальчика.
На экране возник высокий статный мужчина, который, оглянувшись, постучал в дверь номера. Дверь открыли, мужчину пропустили вовнутрь.
— Это кто?
— Это разыскиваемый правоохранительными органами еще с девяносто седьмого года особо опасный преступник, наемный убийца Анатолий Богданов… Теперь смотри, когда он от них вышел.
