Морщась от боли, Игнат с трудом поднялся, не отпуская папку с документами, сел за руль. Ключи зажигания были на месте.
— Толкай! — заорал он на Леху и включил двигатель. Визжа колесами, «жигуленок» выкарабкался из кювета, так что Леха, потянувшись за ним, ткнулся мордой в грязь.
— Залазь! — крикнул ему Игнат и рванул его на себя за шиворот, втянув в кабину. Потом, не дав закрыть дверцу, врезал по газам.
Они оторвались от преследователей, потом, проехав несколько километров, свернули в лес. Леха пьяно всхлипывал, дрожал от холода и размазывал по лицу грязь вместе с кровью. Вот связался, в который раз подумал Игнат, искоса глядя на него.
Они свернули с проселочной дороги в лес, где Игнат постарался проехать как можно дальше, пока не застряли в кустах.
— Приехали? — спросил Леха, ошалев от пережитого и при свете фар тупо уставясь на заросли.
— Ну. Вылезай… — сказал Игнат, все еще не веря себе, что удалось скрыться. — Пошли.
И мотнул головой в обратную сторону. Леха послушно шел за ним, бормоча и причитая себе под нос, больше ни о чем не спрашивая.
Игнат вел его к заброшенной лесной заимке, которую облюбовал еще летом. Туда он заблаговременно свез продукты, теплую одежду — на тот крайний случай, который представился именно сегодня. Они долго петляли, несколько раз Игнату казалось, что они заблудились, хотя места были знакомые: чтобы отвести преследователей от своего убежища, он бросил машину в стороне. Шли всю ночь, уже еле тащили ноги, пока Игнат не увидел наконец свою заимку.
2
Залогин уже собирался уходить из редакции домой, когда ему позвонила Татьяна Козорезова, его непосредственный начальник.
— Игорь, я сейчас сижу у главного…
— Ну-ну, — хмыкнул Залогин. — Кофе там с жареными орешками, как в солидных редакциях, или как у нас, с сушками?
— Потом расскажу. Ты, конечно, слышал про убийство журналистки Галины Треневой в городе Полбино?
— Только слышал, что это самое Полбино — дыра, каких мало, — проворчал Игорь, предчувствуя очередную командировку в медвежий угол. — А почему опять я?
— Я еще ничего тебе не предложила, — недовольно ответила Козорезова, наверняка перехватившая недоуменный взгляд начальства. — И вспомни: кто, если не ты? Ты можешь это сказать? У кого из нас такие связи с Генпрокуратурой, которая сейчас это расследует?
Залогин промолчал. Похоже, ехать все равно придется. Больше некому. Рома Аверин улетел к нефтяникам Сахалина, ибо читатели непременно хотят знать, все ли японские кредиты там успели разворовать. В отделе остались одни женщины… Но главное не это. Главное — не хочется подводить Таню.
— Мне подняться к вам наверх?
— Угадал, тебя приглашают. Отправляют в командировку.
— Кофе с жареными орешками таки будет?
В кабинете главного редактора Евгения Моршанова, кроме хозяина и Тани Козорезовой, никого не было. Главный блеснул очками в сторону Игоря, поднялся навстречу, протянул руку. Значит, решение уже принято, подумал Игорь, отвечая на рукопожатие. Когда начальству от тебя ничего не надо, как правило, оно с усталым видом отрывает взгляд от бумаг, но не отрывается от кресла. Если встает и протягивает руку, пиши пропало. Или увольняет по сокращению, или спровадит к черту на кулички.
Впрочем, Женя Моршанов — свой человек. Начальствует недавно. Никак не привыкнет к пиджаку и галстуку, в котором напоминает удавленника с оборвавшейся веревкой. И потому в глазах — тоска. Остро завидует джинсам и свитерам подчиненных. Но положение обязывает. Всегда могут вызвать к «спонсору». А там встречают по одежке. Словом, он пока еще не вполне уверен в себе. Значит, приказ можно и обсудить. Авось посочувствует, пойдет навстречу…
— Кто такая Тренева? — спросил Игорь, усаживаясь.
— Журналистка, редактор «Полбинской правды» Тренева Галина Сергеевна была убита вчера, тридцать резаных и колотых ран, — сказал Моршанов, положив ручку. — Из них только одна смертельная. Похоже, орудовали кухонным ножом. Причем неумело. Об этом передавали утром в новостях, неужто не видел?
Игорь пожал плечами:
— Все недосуг как-то… Ну и что тут для нас интересного? Я-то думал, киллер был весь в черном и кожаном, выстрел из снайперской винтовки с инфракрасным прицелом с расстояния полкилометра… А тут заурядная бытовуха, какая бывает у родственников.
Он не собирался им объяснять, на что ушло сегодняшнее утро. Дочь встала с заплаканным лицом, хмурилась, ни на кого не смотрела, потом убежала в школу, не попрощавшись. Люся, как всегда, страдает от безденежья, требует, чтобы он ушел в коммерческое издание, грозится уехать в свой Белорыбинск к маме… Ну вот как он может их, самых близких ему людей, оставить на несколько дней, а то и на неделю?
— Кстати, на какой срок? — спросил он вслух. — А то Люсе нужно съездить к матери. Давно собиралась.
Они переглянулись с некоторым облегчением. Такой вопрос обычно означает согласие.
— Как управишься, — пожал плечами Женя.
— Может, я тогда вашу Надю заберу к себе? — негромко спросила Таня, закурив сигарету, не обращая внимания на страдальческое лицо Моршанова, сидевшего под плакатом: «Здесь не курят!»
В прошлый раз было то же самое. Забрала Надю к себе, пока он летал в командировку на Дальний Восток, а Люся, как в песне: ей в другую сторону, на запад в Калининград.
— Тамошние журналисты говорят, будто милиция хочет спустить на тормозах, — сказал Женя. — Поскольку у них одна версия: чистой воды бытовуха, племянник по пьянке зарезал свою родную тетку. С кем не бывает? Значит, никакой политики. И это, заметь, на фоне предвыборной борьбы.
— А она, борьба то есть, в наличии? Или одни разговоры?
— Как видишь, в самом разгаре.
— Но это действительно смахивает на бытовуху, раз родной племянник…У нас тещ только зятья мочат, пора бы уже знать… А если не секрет, кто там в этой таежной глуши с кем борется? Не выдра же с росомахой?
— Сейчас все узнаешь, — буркнула Козорезова.
— А какой тираж у этой газеты? — поинтересовался Игорь. — Как ее, «Полбинская правда»? Тысяч пять наберется?
— Примерно, — усмехнулась Таня. — Пятьсот тридцать пять экземпляров. Подписчиков — вдвое меньше.
Женя между тем взял пульт и включил сначала телевизор, потом — видеоплеер. Это была запись криминальных новостей, где показывали место убийства — маленькую, тесную кухоньку в крестьянском доме и залитое кровью тело немолодой женщины в домашнем халате, лежащее на полу. На столе остатки закуски и пустая четвертушка водки. Милиционеры в серых бушлатах, один здоровее другого, возились рядом.
— Мы все-таки столичная газета, — напомнил Игорь. — Нас читают за рубежом. Говорят, после моих статей о черном пиаре тираж моей родной «Неангажированной» увеличился на ноль целых семь десятых процента… Нас даже захотели купить олигархи! Мы все стали получать неплохую зарплату. Поэтому я хочу знать: что я сделал такого, что мне дали именно это задание? Или спрошу иначе: в чью немилость я впал? Нашего нового хозяина?
