— Ну, Костя, — примирительно сказала Романова, — ты ж знаешь, я б им и почище выдала, но ведь нашли ж. И с Никиткой им повезло тоже. Сами б сунулись, так от них там и мокрого места не осталось бы. Поняли хоть?
— Да поняли, поняли, — вздохнул Саша.
— Моя это вина, я его втравил, — со скорбным видом добавил Грязнов. — Я его горячими котлетами соблазнил. Если б не котлеты…
— То шо? — нахмурилась Романова.
— А то, — улыбнулся Слава, — что не видать бы нам заложницы как своих ушей.
— Нет! — взвилась Шурочка. — Ты, Костя, только погляди на них! Да они ж ни черта не поняли! Они ж тут нам дурочку валяют! Ну, негодяи! А ты, рыжий, готовь свою лицензию, готовь! Вот ее тебе и придется искать как собственные красные уши! Ух, и надергала б я их тебе!..
— За чем же дело стало? — хмыкнул Костя.
— Жалко дурака, — грустно вздохнула Романова. — Вот брошу все и уйду на пенсию, ко всем чертям, надоело. Тогда запоете ужо!
И как обычно в подобных ситуациях прежде, грустью повеяло на всех присутствующих. Потому что когда уходили такие люди, как Романова, плохо было прежде всего делу.
Турецкий вспомнил, что, когда год с чем-то назад с помощью все той же Романовой покинул Славка МУР и открыл свою частную лавочку, очень он неуютно чувствовал себя, постоянно общаясь по работе с муровцами. Будто отсекли у него нечто родное. Знал ведь Саша большинство Шурочкиных мужиков, постоянно контачил, но ссорился, одно дело делали, а чего-то все равно сильно не хватало.
Костя тоже ощутил сентиментально-грозовое состояние атмосферы и решил, что совещание пора заканчивать. И время уже позднее, и суббота сегодня все же, и сыщики больше суток не спали.
— Давайте коротко условимся о дальнейшем. В больнице, как я понимаю, остался Акимов, так? Но ведь он тоже, как и вы, время без сна провел. Эта Лариса, Грязнов, пока на твоей совести. Меняйтесь с вашим Акимовым, оба сторожите, можете того же Никиту попросить помочь людьми. Он, полагаю, вам сейчас не откажет. В воскресенье приходите в себя. С понедельника: Саше— контора Богданова, Министерство культуры и желательно Бай. Последний, если успеешь. К тебе, Слава, помимо того что свое дело ты уже сделал, осталось только гонорар получить, правда, неизвестно от кого, будет еще одна моя личная просьба. По старой дружбе. При первой же возможности, никого не дожидаясь, поспрошай Ларису о том, что было в доме Ованесова. Она ведь может и хорошо, надолго посадить его, и невольно снизить срок. А то, что нас с ним будут постоянно дергать, добиваясь изменения мер пресечения на подписку о невыезде и освобождения из-под стражи, несомненно. Первый звонок уже был. Противостоять им будет очень нелегко. Позиции нашего гуманного руководства вам хорошо известны. Все, товарищи юристы, валяйте, отсыпайтесь, но даже во сне прошу не забывать о деле. Шурочка, разреши, я тебя сегодня отвезу. В кои-то веки. А вы — брысь отсюда!
Они, хохоча, вывалились из кабинета Меркулова.
Уже на лестнице, обернувшись и никого не обнаружив вокруг, Слава, будто заговорщик, приник к уху Турецкого и спросил:
— Ты не помнишь, мы им чего-нибудь говорили о твоей просьбе к Никите выделить пару своих парней для охраны?
Турецкий остановился и, откинув голову, оглядел Грязнова с ног до головы.
— Никому ни единого слова.
— Так откуда ж они знают? Никита звонил?
— Думаю, просто вычислили. Ну, артисты! Все-таки, Славка, старики-то наши еще ох какие молодцы. Только им говорить об этом никак нельзя, возомнят еще…
— Куда двигаем? — небрежно поинтересовался Грязнов.
— Как — куда? Спать, разумеется.
— А тебе сильно хочется?
— Да как тебе сказать?.. В кабинете у Кости был момент, когда чуть не всхрапнул, но вовремя опомнился. А он все равно опущенный-то клюв заметил и уязвил. Но почему вопрос?
— Ну, во-первых, мне за своей машиной в твой район сейчас ехать. Она нужна мне в любом случае. Мы ж ее вчера на Комсомольском, во дворе бросили. Если ее еще не украли.
— Дальше, дальше давай, — поощрил Саша. — Ты ж не ради машины, я полагаю, как заметил бы Костя, разговор о планах затеял?
Грязнов почесал свою рыжую макушку и с сомнением посмотрел на Сашу.
— Да как тебе сказать… Можно бы и так…. Заберем машину, заскочим на минуту к тебе, чтоб ты переоделся, а то от нас потом уже за версту несет, и махнем сразу ко мне. Позвоню Нинке, она стол накроет… Ну, а там и отдохнуть можно. А?
— Чего, «а», рыжий? Ты это на что намекаешь?
— Я? — искренне изумился Грязнов. — Только то, что сказал. А ты о чем подумал, позволь-ка узнать? Или — о ком?
— Вот же паразит какой, — заскучал Турецкий. — Вечно сбивает с пути истинного! Ничего святого у самого, так хочет, чтоб и другие в аду горели.
— Вот видишь, чем все это время была голова твоя занята! — укорил Грязнов. — То-то я и думаю, отчего у нас все больно гладко да быстро получается… Ну какие проблемы? Ты один? Один. Завтра у нас выходной? Естественно, поскольку в кои-то веки. Кто тебя за штаны держит? Никто. Где тебя при нужде отыскать, я уверен, Костя вычислит с легкостью необыкновенной. Нинку ты почти год не видел. Все остальное — тем более. А заодно, как я говорил, сможешь для себя кое-что и про этого пресловутого Бая выяснить. И все, понимаешь, гратис. Что по-итальянски значит — бесплатно. Есть вопросы? — как говорил товарищ Сухов. Нет вопросов. Но на такси меня повезешь ты, в кармане ни копейки. А обратно на машине повезу тебя я.
24
По мнению Володи Акимова, хуже этой старой, давно не ремонтированной районной больницы мог быть только морг какого-нибудь очень заштатного городишки, заброшенного на самый край света. Крашенные серой масляной краской, облупившиеся стены коридоров, неровные полы, покрытые вытертым линолеумом, немытые стекла в потрескавшихся рамах — все говорило об убогости и заброшенности помещения. В дополнение ко всему, большие палаты были практически впритык заставлены кроватями, на которых ждали своего исцеления больные. И в плохом сне подобное не приснится.
Кровати стояли и в коридорах обоих этажей, вдоль стен.
Серьезно переговорив с дежурным врачом — седенькой старушкой, которая одна, вероятно, и помнила лучшие годы своего богоугодного заведения, Акимов, ссылаясь на особую важность жесткого контроля за пациенткой, потребовал предоставить ей отдельное помещение, что было и вовсе нереально.
Лабораторный анализ, сказала она, сделать можно, конечно, и она уже послала медсестру за «доктором», он недалеко тут живет, если, це ушел на рыбалку, выходной день. А вот отдельную палату никак не выделить. Да, впрочем, он и сам это прекрасно понимал. Но, осознавая серьезность положения, врач предложила отгородить угол в торце коридора ширмами, поставить там капельницу и стул для охраны. Вот, пожалуй, и все, на что она способна.
