— И что? — Турецкий, тоже не выдержав длительного повествования, хлопнул рюмку коньяку.
— И то! — последовав примеру товарища, опрокинул свою порцию Грязнов. — Парнишка сдает нам фотографию девушки. Фотографию он украл у поставщика. Девушка — наркокурьер. За ней мы гоняемся уже несколько месяцев. Кроме нескольких фотографий — ничего. Сущая бестия. Ее обслуживает целый парк автомобилей. Она меняет их по нескольку раз на дню. Она меняет автомобили, внешность, явки как перчатки. Куда там Джеймсу Бонде. Так вот, со слов парня, девушка связана с Нино Свимонишвили. Об этом ему трепанул поставщик, тот самый Доктор, пока парень сидел у него дома. На самом деле никакой он не доктор, а санитар в одной из психбольниц. Там когда-то и познакомился с Выжигой этим.
— А где сам поставщик? Ну, Доктор?
— В морге. Я же говорю — хлопковые крысы. Парнишка видел, как изуродованного Доктора привезли на квартиру, где была засада. А когда наши ребята приехали на эту хату, к двум трупам, оставленным Выжигой, прибавился третий. Слушай дальше. Вследствие бдительности нашей свободной прессы — хоть изредка от нее бывает какая-то польза! — парнишка в тот же вечер со станции метро «Алтуфьевская» попадает на Петровку. Фотография девушки, нам известна только ее кличка — Тото, попадает к Володе Фрязину. У Фрязина на тот же вечер намечена операция в казино «Терек», он берет фотографию с собой. Владелица казино — Нина Свимонишвили, жена младшего Висницкого. Там обнаруживается крупная партия «китайского белка». В пункте обмена валюты. Девушка-оператор — мертва. Представитель банка, Гнездин, устроивший ее на работу, застрелен той же ночью в собственной квартире. Между прочим, после допроса, проведенного Фрязиным. Причем тем же способом, каким убит и Володя, — единственный выстрел прямо в глаз. Володя допрашивал и госпожу Свимонишвили. И, как говорит Коля Емельянов, возвращавшийся домой вместе с Фрязиным, Володя был очень оживлен и рассказал ему, что показал фотографию Тото Нине Свимонишвили и готов поклясться, что она знакома с этой девушкой. Более того, они очень похожи.
— А вы что, раньше этого не замечали? Ты говоришь, у вас есть несколько фотографий этой барышни.
— Да, есть. И ни одна из них не похожа на другую. Приедешь к нам на Петровку, посмотришь. Дальше — этой же ночью, вернее, утром убит Фрязин. Фотографии Тото при нем не обнаружили. Хотя он показывал ее Емельянову в машине. Следовательно, можно предполагать причастность Свимонишвили к убийству. — Грязнов перевел дух, затянулся сигаретой. — Акты экспертиз будут в понедельник. Послезавтра, — закончил он.
— Завтра, — поправил Турецкий, глянув на часы. — Да… — вздохнул он, закурив сигарету. — Что-то у вас трупов — как грибов в дождливую пору. А что это за Выжига такой? — неожиданно спросил он. — И фамилия странная, и поведение. В собственном-то кругу не принято друг друга кидать.
— Там своя история, — вздохнул Слава. — В Афгане воевал. Попал в плен к душманам. И насиловали, и пытали, и били. Кастрировать собирались — наши отбить успели. Ну крыша у мужика поехала. Считает себя сверхчеловеком. Он в розыске. Но думаю, далеко не уйдет. Или мы найдем, или наркодельцы. Что о нем парнишка этот, Андрей, рассказывает, и пересказывать не хочется.
— И не надо, — вздохнул Турецкий. — Господи, Слава, сколько же нас этот Афган преследовать будет? Уж более десяти лет прошло, а все аукается: от взрыва на Котляковском кладбище до вот таких уродов моральных. А кто их изуродовал?
— У Большого Брата большие ошибки, — криво усмехнулся Вячеслав. — Только расплачиваются за них маленькие люди.
— Ладно, это разговор бесперспективный. Давай Володю помянем.
Турецкий разлил коньяк. Друзья не чокаясь, выпили.
— Главное, паскуды, надпись еще оставили! — переведя дух, опять завелся Грязнов. — Совсем обнаглели. За кого они нас держат, Саша?
Турецкий молча курил.
— Висницкие и Свимонишвили… — вполголоса проговорил он, запоминая фамилии.
— Когда ты увидишь эту даму, ты скажешь наоборот: Свимонишвили и Висницкие.
— А ты ее видел?
— А как же. По телевизору неоднократно. На всяких презентациях, в светской хронике. Я ж говорю, мы уже давно хвосты подбираем.
— Что ж, будем подбирать вместе. Авось и до головы доберемся. Наливай!
Они угомонились только под утро. Ночь прошла в глухой пьянке. То ли обрушившийся на столицу циклон, то ли еще какие-либо неведомые бури подействовали на приятелей, но пили они как-то особенно горестно и ожесточенно, вспоминая своих погибших друзей, ту же Шурочку Романову, прежнюю грозную начальницу МУРа, или судмедэксперта Риту Счастливую…
Уже в середине воскресного дня, после молчаливого совместного завтрака, который по времени суток скорее соответствовал обеду, Турецкий покинул жилище друга, отправившись получать из очередного ремонта свою многострадальную «Ладу» и наводить марафет в жилище; дабы встретить завтра жену и дочь как подобает.
Поглядывая из салона троллейбуса на улицы похорошевшего за последние годы родного города, Саша незаметно для себя самого уже выстраивал в голове некие версии, которые придется отрабатывать. Его внимание вдруг привлек шикарный автомобиль, белый «линкольн», стремительно обогнавший неспешно двигавшийся троллейбус. Саша успел увидеть, что на заднем сиденье в автомобиле сидит дама. Лицо ее скрывала шляпа. «Уж не Пугачева ли променад воскресный совершает?» — подумал Александр.
Но дама, промелькнувшая мимо «важняка» как «каравелла по зеленым волнам», была вовсе не эстрадной дивой. Хотя тоже широко известной в узких кругах особой. Собственно, об этой самой даме и думал Турецкий в настоящий момент. На заднем сиденье «линкольна» восседала Нина Вахтанговна Свимонишвили.
«Линкольн» припарковался в начале Нового Арбата. Из нее выскочил сидевший рядом с водителем светловолосый телохранитель и услужливо открыл дверцу перед хозяйкой. Нина, в вечернем туалете, прошла к дверям ресторана «Прага».
Знаменитый ресторан, основанный еще в начале века купцом Тарарыкиным, принимал, как известно, в своих залах и Толстого, и Горького, и Куприна, и знаменитых художников и музыкантов. В доперестроечные времена ресторан был известен как прибежище партноменклатуры. После реставрации, проведенной новым владельцем заведения, господином Новиковым, ресторан совсем недавно открылся вновь. И тут же стал весьма популярен среди новых хозяев жизни.
Госпожа Свимонишвили в сопровождении своего неизменного спутника поднялась на второй этаж и оказалась в анфиладе поражающих роскошью залов. Позолота, хрусталь, мягкие ковры, тяжелые мраморные столешницы, мраморные же колонны. Опять позолота, хрусталь и всюду мрамор, мрамор, мрамор… «Усыпальница какая-то», — усмехнулась про себя Нино. Сама она предпочитала более простой и элегантный стиль. Они миновали Бразильский зал, где официанты расхаживали в смешных, коротких штанишках, тяжелых башмаках и шляпах. Прошли Восточный с чеканками на стенах. Затем на их пути оказался Царский зал, где гостей встречали фрейлины в кринолинах с блудливыми глазами «ночных бабочек» и метрдотель с позолоченным жезлом в руке. Нино, брезгливо глянув на весь этот маскарад, прошла еще дальше и оказалась в увитом зеленью Итальянском зале. В нем господствовали два цвета: белый и зеленый. Маленькие, на двоих, столики уютно располагались между увитыми плющом узорчатыми решетками. Приглушенно звучала лютневая музыка. Вот это помещение, пожалуй, не раздражало ее строгий вкус, и Нино чуть улыбнулась, увидев в глубине зала молодую особу, вставшую ей навстречу и приветливо помахивающую пухленькой ручкой. Нино направилась к ее столику.
