Неизвестная. Животные тоже свободны и независимы. А эти твои горцы — дикари, носятся по своим горам, как горные козлы…
Гатиев. Ты кого козлом назвала, сука?
(Шорохи. Женский крик.)
Неизвестная. Сволочь черномазая! Ты чего это руки распускаешь, а? Я тебе покажу, как девчонок бить! Иван! Иван!
(Шум открываемой двери. Шаги.)
Гатиев. Стой, где стоишь, Иван!
Неизвестный. Убери железку.
Гатиев. Я сказал: стой, где стоишь.
(Шорохи.)
Неизвестный. Все — стою, стою. И что дальше? Убьешь меня, что ли? Из-за шлюхи?
Гатиев. Уйди от двери. Я ухожу.
Неизвестная. Вали отсюда, урод! Вали и сдохни в своей Чечне!
Гатиев. Сдохну, золотко. Все мы сдохнем. И я, и вы. Но вы раньше, ясно?
Неизвестный. Стелла, помолчи… Видишь, она уже молчит. Я отошел от двери, можешь идти.
(Шорохи. Шаги.)
Турецкий устало отложил отчет, зевнул, откинулся на спинку стула и, закинув руки за голову, сладко, до хруста в суставах потянулся.
— Рехнешься тут с этими расшифровками, — негромко посетовал он.
Затем закурил, пододвинул к себе телефон, снял трубку и набрал номер Меркулова.
— Да, — отозвался тот.
— Здравствуй, Константин Дмитриевич. Быстро трубку снимаешь, прямо как молодой. Как дела?
— А, аналитик. Привет! Рад слышать. Дела как сажа бела. А у тебя чего голос такой вялый? Опять бессонница?
— В точку! — восхитился Турецкий.
— И небось сидишь над бумагами и глотаешь литрами кофе?
— Ты что, установил у меня в кабинете камеру слежения?
— Вот еще! Знаешь, сколько стоит одна такая камера? Ты за всю жизнь не заработал. — Голос Меркулова звучал бодро и насмешливо.
— Смейся, смейся. Обидеть художника может каждый. А вот помочь ему материально… — притворно-расстроенно вздохнул Турецкий и перешел к делу. — Ладно. Слушай, читаю сейчас отчеты по Гатиеву, и у меня складывается впечатление, что мы взялись не за того парня.
— Вот как? А что там?
— Да сплошные, понимаешь, кабаки да бордели. Плюс для разнообразия поход в казино.
— А чего ты хотел, суббота ведь, — резонно ответил Меркулов. — Выиграл хоть?
— Кто?
— Гатиев, не ты же.
— Проиграл. — Беседуя с Меркуловым, Турецкий перебирал отчеты, которые ему еще предстояло изучить. — Оставил триста баксов на «блекджеке» и ушел счастливый. Даже поблагодарил крупье — хорошо, дескать, отдохнул.
— Завидуешь?
— Еще бы. Слушай, может, и мне попробовать, а? Он отдохнул, может, и у меня получится?
— Конечно, попробуй. Проиграешь баксов сто, отыграешь назад пятьдесят — разменяешь на мелочь и придешь с мешком к жене. Как Дед Мороз. То-то она рада будет. Только на больничный потом не рассчитывай, не оплачу, — рассмеялся Константин.
— От тебя дождешься. Вообще-то я… Стоп. — Александр Борисович прищурился на лист бумаги, который держал в руке. — А вот это уже интересно.
— Что там у тебя?
— Читаю один из отчетов.
— То-то я слышу — страницы шуршат. И на что же ты набрел? — заинтересованно спросил Меркулов.
— Могу зачитать. Тут немного.
— Что ж, зачитай. Желательно по ролям и с выражением.
— Ладно, слушай. Итак, я начинаю.
Гатиев. Здравствуй, дорогой.
Неизвестный. Здравствуй, коли не шутишь. Давно жду твоего звонка. Ты сейчас в Москве?
Гатиев. Да, в Москве.
Неизвестный. И как… м-м… наши дела?
Гатиев. Да все нормально, если брать в целом. А детали надо обсудить.
Неизвестный. Да, надо. Продуманные детали — это пятьдесят процентов успеха. Когда ты хочешь встретиться?
Гатиев. Завтра.
(Пауза.)
— Что? — не понял Меркулов.
— Я говорю — пауза! Я бы изобразил тебе ее от первого лица, но не знаю как.
— А-а. Ну, давай дальше.
Неизвестный. Хорошо. Я позвоню тебе завтра утром и уточню место.
Гатиев. Сейчас скажи.
Неизвестный. Извини, сейчас не могу. У меня на завтра запланированы неотложные дела, не знаю, куда они меня забросят.
Гатиев. Надо, чтоб забросили подальше от города. Там тишина, воздух, можно говорить.
(Пауза.)
Неизвестный. Понял. Хорошо, я подумаю. До десяти утра не исчезай. Будь в зоне досягаемости, чтоб я дозвонился.
Гатиев. Захочешь — дозвонишься.
Неизвестный. Ну, все?
Гатиев. Все.
Неизвестный. Тогда бывай.
— Ну и что же тут тебя заинтересовало? — удивился Меркулов. — Человек встречается с коллегой или партнером по бизнесу. На природе, под водочку и шашлыки. Это не запрещено.
— Вообще-то запрещено. За распитие спиртных напитков в публичном месте в наше время и штраф можно схлопотать нешуточный. Но заинтересовала меня последняя фраза Гатиева. Слушай внимательно, читаю:
Гатиев . Бывай, Владлен!
(Конец разговора.)
— Ну, как тебе?
— По-моему, ты намекаешь на Альхарова.
— Удивительно тонкое наблюдение, — иронично прокомментировал Турецкий.
Меркулов подумал и сказал:
— В принципе этого и следовало ожидать. Если верить нашему агенту, внедренному в «Омегу», Копылов пляшет под дудку Альхарова. А раз так, то он и с Халидом аль-Аделем встречался по его указанию.
— То-то и оно, старик, то-то и оно.
— Интересная намечается диспозиция, — хмыкнул в трубку Меркулов. — Кстати, как идет «прослушка» самого Альхарова?
— Идет потихоньку. Кстати, сейчас просмотрю отчеты по нему. Если расшифровки совпадут, значит, мы на правильном пути.
— Давай. И смотри не усни там.
— Постараюсь, — поморщился Турецкий и повесил трубку.
Разговор с Гатиевым подействовал на Владлена Владленовича Альхарова угнетающе. Он всегда относился к звероподобному чеченцу настороженно, не без оснований подозревая, что при всей своей внешней приветливости Гатиев — человек с «двойным дном» и что главное для Гатиева — это его собственная выгода. «Сегодня он нам руки жмет, а завтра глотки перережет», — думал о Гатиеве Альхаров.
