— А-а.
Гатиев вытер руки одноразовым полотенцем, бросил бумажный комок в урну, затем достал из кармана визитку и положил ее на край раковины.
— Будут совсем большие проблемы — звони, — спокойно сказал он.
Ахмед взял с раковины визитку, пробежал глазами, усмехнулся и, не поворачиваясь к Гатиеву, сунул ее в карман. Потом разлепил губы и небрежно ответил:
— Будут — позвоню.
Вячеслав Иванович поднес телефон к уху и сказал:
— Слушаю.
— Товарищ генерал-майор, это Бекас. У нас все готово, — услышал он в ответ.
— Как все прошло?
— Более-менее. Сначала я ему сразу чип на ворот прицепил. Но он, гад, так резко плечом дернул, а потом еще и ладонью по плечу прошелся, что чип на пол упал. Прямо под стол. Я все боялся, что он его ногой раздавит, но нет, обошлось. Для проформы посидел с ним немного, а потом незаметно чипик подхватил и восвояси убрался. На обратном пути хотел вторую попытку сделать, но он за каждым моим движением следил. Мне даже в какой-то момент показалось, что он что-то учуял.
— Ну и?
— Да вроде не учуял.
— Так ты прицепил чип или нет?
— Нет. То есть — да. Только не я, а Ахмед. В туалете, возле раковины, когда они руки мыли.
— Думаешь, Гатиев не заметил?
— Не должен. Ахмед ведь в юности фокусником был, даже приз на областном выступлении получил. Как говорится, ловкость рук и все такое.
— Будем надеяться, что так. Это все?
— Нет. Гатиев ему визитку свою оставил. Сказал, мол, «если будут проблемы — обращайся».
— Клюнул, значит?
— Похоже на то. Хотя… черт его знает, товарищ генерал-майор. У него взгляд как прицел.
— Ладно, действуем по плану. До связи.
— До связи, товарищ генерал-майор.
5
Александр Борисович Турецкий сидел за столом у себя в кабинете, пил черный кофе и, время от времени потирая пальцами виски, просматривал расшифровки разговоров Гатиева. В руке у него был красный маркер. Встречая что-нибудь интересное, Александр Борисович делал на страницах пометки.
Минувшей ночью на Турецкого накатила бессонница, и он до рассвета лежал в постели, прислушиваясь к тихому дыханию жены, закинув руки за голову и разглядывая потолок. В голове вертелись неприятные мысли. Вечером жена Ирина вдруг заявила Турецкому, что он подлец, и что она больше не может жить с таким человеком под одной крышей. Сказано это было шутливым тоном, однако Александр Борисович заметил, как грозно блеснули глаза жены, и принял сказанную тираду всерьез. Слишком хорошо ему был знаком гневный огонек Ирининых глаз. Слишком хорошо он знал, в какое грозное пламя умеет превращаться этот огонек от одного неосторожного слова или жеста. Поэтому Александр Борисович сделал покорное лицо и ответил шутливо, тщательно подбирая слова:
— Чем же я заслужил такое, радость моя? Если я чем-то провинился, то заранее прошу простить меня, бо содеяно сие было не по злому умыслу, а токмо по неосторожности.
— Очень смешно, — фыркнула жена. — Ты что, и правда не понимаешь, за что я тебя так назвала?
Турецкий принялся ускоренно перебирать в голове варианты возможной своей вины. Однако в голову ничего не приходило. «Наверняка я забыл о какой-то чрезвычайно памятной дате», — подумал Александр Борисович. Он бы вспомнил, но Ирина не дала ему додумать мысль до конца.
— Ты так и не вспомнил? — грозно спросила она, и глаза ее потемнели так, что на какое-то мгновение Турецкому стало действительно страшно.
Александр Борисович решил смухлевать.
— Вот черт! — громко воскликнул он и хлопнул себя ладонью по лбу. — Болван я, болван! Как же я мог об этом забыть?
Ирина подозрительно сощурилась:
— И о чем же ты забыл?
— Как это о чем? — возмущенно отозвался Турецкий. — И ты еще спрашиваешь?! Да про это я должен был помнить в первую очередь. Я мог забыть побриться, надеть свежую рубашку, позавтракать, наконец! Но об этом… — Турецкий покачал головой. — Об этом — ни за что.
Некоторое время Ирина пристально на него смотрела, потом вздохнула и тихо сказала:
— О, Господи, Турецкий. Какой же ты подлец.
И больше она с ним не разговаривала. Турецкий так и не понял, в чем он провинился и о какой важной дате забыл на этот раз.
Задремать ему удалось лишь под утро. Два часа утреннего сна не принесли отдохновения. Унять грохотавший в голове молот не помогли даже две чашки крепкого кофе, выпитые одна за другой. Третья тоже не приносила результата. Лишь сердце стало биться сильнее, а в воспаленных веках появилось неприятное жжение. Однако Турецкий не сдавался.
Прочитанные листы, испещренные красным маркером, Александр Борисович откладывал на край стола, чтобы позже вернуться к ним и обдумать, если, конечно, они того заслуживали.
ОТЧЕТ № 8.
21 ч. 03 мин.
Объект вошел во второй подъезд жилого пятиэтажного дома по адресу 4-я ул. Марьиной Рощи, 9/11
РАСШИФРОВКА.
(Звонок. Еще один звонок. Покашливание. Скрип открываемой двери.)
Неизвестный. О, какие люди! Здорово, приятель!
Гатиев . Здравствуй, Иван.
Неизвестный. Проходи, проходи.
(Шорохи.)
Неизвестный. Давненько ты не приходил. Что, не было желания расслабиться?
Гатиев . Я не напрягался.
Неизвестный. Как скажешь. Чай, кофе, коньяк?
Гатиев. Нет. Ничего не хочу. Где Стелла?
Неизвестный. Да здесь, здесь твоя Стелла. Ждет уже. Лавэ на выходе, как всегда. Успеха!
(Звук шагов и скрип отпираемой двери.)
Гатиев. Здравствуй, золотко!
Неизвестная. Здравствуй, Русланчик! Здравствуй, дорогой! Дай я тебя поцелую!
(Шорохи.)
Неизвестная. Фу, какой ты колючий.
Гатиев. Зачем так говоришь, а? Сегодня утром брился. Вот, даже порезался.
Неизвестная. У ты бедненький… (неразб.) Ты так быстро зарастаешь, что тебе нужно бриться два раза в день. Хотя ты мне и таким нравишься.
Гатиев. Нравлюсь, говоришь? Ха. Может, мне вообще бороду отпустить?
Неизвестная. Нет, зайчик, борода тебе не пойдет. С бородой ты будешь похож на горца.
(Шорохи.)
Гатиев. Что плохого в горцах?
Неизвестная. А что в них хорошего?
Гатиев. Горцы свободны и независимы.
