— Попробовала бы не понять…
Послышался звонок, и он снял трубку, недовольно взглянув в ее сторону. Елена пожала плечами и стала быстро одеваться, прислушиваясь.
Звонил Свирид.
— Коля, это обычная прослушка в виде чипа… Я про ту, что была в «Волге».
— И что, такую сейчас любой пацан купит на радиорынке? — хмыкнул, перебив, Николай Григорьевич. — Слыхали…
— Ну, не совсем обычная, — терпеливо сказал Свирид. — Через нее разговор может записываться на магнитофон или передаваться на другой телефонный номер.
— То есть, опять же, может записываться на магнитофон? — снова перебил Николай Григорьевич, поглядывая в сторону Елены.
— Соображаешь, — сказал Свирид.
— А на какой номер эти разговоры были параллельно переадресованы, это сейчас возможно установить?
— Нет. Только когда второй абонент подключен. Я пробовал сам включиться, все работает, все пишется, но параллельный абонент уже отключился.
— Хочешь сказать, когда он услышал мой разговор с этим катуарским ментом, то сразу сообразил, что я все понял и ему пора отключаться? — встревоженно сказал Николай Григорьевич, оглянувшись на Елену, уже стоявшую в дверях. — Понимаешь, что это значит?
— Что у прокуроров теперь есть запись твоего голоса, то есть им осталось его идентифицировать…
— Кстати, это ты мне его сосватал, — приглушил голос Николай Григорьевич, оглянувшись на одетую Елену, стоявшую в дверях. — Одну минуту…
Он подошел к ней, положил руки на плечи.
— Ну, с Богом. И держи меня в курсе.
— А если этот Кольчугин опять будет домогаться? — спросила она. — Уже подкатывался, козел. А от самого воняет… Он и Томке житья не давал.
— Возьми его за яйца, — подмигнул ей Николай Григорьевич. — Пусть сначала подпишет дарственную на дом. Ты — способная ученица. Почти как покойница. Не мне теперь тебя учить, как и в какой именно момент его взять.
— Как забудешь такой урок?.. — хмыкнула она.
И подставила ему щеку для поцелуя, прежде чем он закрыл дверь. После чего Николай Григорьевич вернулся к телефону.
— Ты не один, небось опять бабу привел? — хохотнул Свирид.
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал Николай Григорьевич. — Прямо сейчас подъезжай ко мне. Есть разговор.
— Я тут рядом, — сказал Свирид. — Из машины говорю. Через минуту буду.
Он появился, правда, через десять минут, сослался на пробки. Они сидели и пили французский коньяк «Курвуазье», настороженно поглядывая друг на друга.
— Ты меня вывел на Коровина, этого мудозвона, а тот после наших акций даже шины не поменял! — сказал Николай Григорьевич. — хотя я ему несколько раз напоминал. Недостаточно, мол, его профинансировали! А новые шины продал налево! Нет, воровство когда-нибудь погубит эту страну… Черт! Знал бы, с кем имею дело, на свои бы купил…
— Он их тоже загнал бы кому-нибудь… Это ж такой народ.
— Ты прав… А в итоге, пока я с этим козлом трепался, прокуроры мой голос записали.
— Да подожди, не гони волну, еще ничего не известно!
— Это я тебе точно говорю… Прослушку кто поставил? Скажешь, его жена? Меня нюх, он же интуиция, в таких делах никогда не подводит. Иначе бы они не отключились от прослушки, когда поняли, что я их раскусил. И, может, как раз в эту минуту идентифицируют мой голос… Это ты виноват, что меня с ним свел, ты и думай, как теперь быть.
— У меня нет доступа к банку данных, — серьезно сказал Свирид. — Не могу ничем помочь. А если даже уничтожу запись твоего голоса, это тем более насторожит следаков, особенно если они уже провели идентификацию. Время у нас еще есть. Пока найдут, пока проверят…
— Привык ты все топором да топором, — вздохнул Николай Григорьевич, подливая коньяк. — А особенно там, где лучше всего хирургическим ланцетом. Например, можно внести какие-нибудь небольшие изменения, шумы или искажения в исходный образец. Никто ведь не заметит, а голос будет уже другой.
— Наверно, можно, — обиженно буркнул Свирид. — Только не мне, а кому-то другому поручить, кто имеет доступ, за хорошие бабки… А ты это неплохо придумал. Ну да, ты у нас известный аналитик. До сих пор, сам слышал, в твоем управлении гадают, с чего вдруг ты ушел?.. Такой, мол, перспективный, подающий надежды…
— Захотелось настоящего дела, — вздохнул Николай Григорьевич. — Чтоб побольше денег и адреналина…
— Так им и передать? — хмыкнул Свирид. — Если спросят?
— А пошел ты!.. Так у тебя там, кстати, в лаборатории, остались знакомые?
— Есть кое-кто… Но опасно, черт…
— Это твой шанс, — холодно сказал Николай Григорьевич. — Если меня наколют, загремим вместе.
— Кстати о банке данных, чуть не забыл… — припомнил Свирид. — Из той же Генпрокуратуры, точнее, из ее Следственного управления пришел запрос на данные анализов крови и ДНК бывших сотрудников Конторы. И наше начальство дало согласие. Может, это кого-то из твоих ребят касается?
— Час от часу, — озабоченно сказал Николай Григорьевич. — На кого пала тень подозрения, сможешь узнать?
— Как, каким образом? — спросил Свирид. — Если в запросе вообще никто не назван! Речь пока идет только о доступе.
— Возможно, кто-то из наших орлов где-то след оставил… — пробормотал Николай Григорьевич. — Например, порезался. И где-то нашли пятно крови… По нашему или по какому-то другому делу.
— О других делах нашей Конторы с Генпрокуратурой мне ничего не слышно, — напомнил Свирид. — Я бы уже знал. Слушай, может, это Вильгельм Телль оставил след? Или слюну, если плевался… Например, в последний раз на чердаке? А следаки нашли и взяли пробу?
— Скорее всего… — подхватил Николай Григорьевич. — Тем более запрос совпал по времени с его последней акцией… Но он, кажется, никогда не работал на Контору. Сейчас проверим…
Он набрал номер на своем сотовом.
— Гена, это я. Слушай, там наш стрелок далеко?
— Тут, рядом сидит, — сказал Михайлов, что-то жуя. — Позвать?
Леха, по-видимому, сидел с ним рядом и потому сразу взял трубку. В отличие от Михайлова, он ничего не жевал.
— Скажи, Леша, — обратился к нему Николай Григорьевич без длинных предисловий. — Ты там, на чердаке, где был в последний раз, ну, ты понимаешь, случайно не поранился?
— Да, там стекло в чердачном окне было разбито, пока его вытаскивал, порезал руку. А что?
— Еще вопрос. В правоохранительных органах или в Конторе служил? И если да, врачебную комиссию проходил?
— Нет, только в армии, в Чечне воевал… А что случилось?
— Ничего особенного, — не без облегчения в голосе сказал Николай Григорьевич. — Спасибо, отдыхай. Как там Гена Михайлов, не тиранит тебя?
