…Они смотрели, окаменев, на окровавленные простыни, которыми накрыли мертвую старуху и ее внучку, которую спешно укладывали в «скорую».
Звонок в дверь заставил их вздрогнуть. Они переглянулись.
— Открой! — шепнул Гриша Андрону, тот недовольно мотнул головой, но поднялся и прошел в переднюю. Гриша, спохватившись, переключил канал. Но там, в последних известиях, показывали то же самое. Впадая в панику и не замечая, что в комнату вошли двое омоновцев, он снова переключил в другую сторону и потому снова попал на шестой канал, где по-прежнему демонстрировали погибших…
— Встать! — резко сказал один из вошедших. — Вы что, не слышите?
— А? Что? — Гриша вскочил и отшатнулся, увидев вошедших милиционеров.
— То самое… — ответил старший, рыжеватый детина в пятнистой форме, мельком взглянув на экран телевизора. — Документы!
— Сейчас, я ж говорил вам… — засуетился Андрон. — Товарищ мой больно чувствительный, переживает, и все такое. — Он опасливо взглянул снизу на лейтенанта. — Такое мы только про Чечню слыхали. А тут прямо под окном как рвануло! Думали — газ, что ли. У нас, в Ставрополе, недавно так же было. И вот, видим, показывают, как это случилось… — Он говорил, пока лейтенант просматривал их паспорта. — Надо же, а у вас в Москве — то же самое. И сюда добрались.
— Давно вы здесь? — сурово спросил лейтенант, оглядев огромные клеенчатые сумки с товаром.
— Да вот, третий день только, — облегченно вздохнул Андрон, поскольку на экране был уже менее кровавый сюжет. — Торговля, сами понимаете… Без работы остались, а жить надо! Вот и приходится… В Лужники ездим за товаром, на Черкизовский, оптом берем кое-что…
Не обращая внимания на его бормотание, лейтенант испытующе посмотрел на бледного, молчавшего Гришу, потом кивнул в сторону сумок:
— Откройте и все вываливайте на пол! Только быстро!
— Да вы что, товарищ лейтенант! — взмолился Андрон. — Помнется все, товарный вид потеряет! А нам еще к себе домой везти.
Но его напарник так же молча стал раскрывать сумки и вываливать содержимое на пол.
— Карманы! — скомандовал лейтенант.
Когда карманы были вывернуты, лейтенант взял в руки сотовый, покрутил, осмотрел.
— Сотовый тоже ваш?
— Нашли… — покаянно вздохнул Андрон. — На Черкизовском. Система «Эрикссон». Спрашивали, может, потерял кто, пока люди добрые не сказали: молчи, мол. А то потерявшие быстро найдутся и заблокируют. И сам пользуйся, поставь свой пин-код, что ли, за пару сотен… Ну, мы и взяли. Пользовались пару раз для связи с поставщиками… Забирайте, может, найдете по номеру, кто его потерял.
Лейтенант молча осмотрел вываленные на пол тряпки.
— Значит, вы были дома, когда случился взрыв? — спросил он, разложив бланки на столе.
— Да, — кивнул Гриша, впервые после прихода милиционеров.
Лейтенант взглянул на него с интересом.
— И ничего подозрительного не видели? — спросил он. — Может, кто-нибудь подозрительный проходил, кого вы не знаете?
— А мы здесь никого не знаем! — сказал Андрон. — Для нас все подозрительные. И мы для всех. Живем здесь всего ничего, сами понимаете.
Лейтенант кивнул, сделал запись.
— Распишитесь здесь и здесь… — сказал он. — Вы еще неделю будьте в Москве. Вам ведь еще торговать, верно? Возможно, мы вас пригласим.
— Ну, — кисло согласился Андрон.
Когда милиционеры ушли, Андрон, полностью взявший на себя инициативу, усадил Гришу на стул.
— Отдыхай… Очень уж ты переживал. Но это хорошо. Главное, поведение было естественным, как велел заказчик… — Он посмотрел на часы. — Через полчасика позвоним Коляну этому. Скажем, гакнулся, мол, твой «эрикссон». И с концами, верно? А я его лучше себе оставлю.
— Черт их теперь поймет! — озабоченно сказал Гриша. — Мотать нужно отсюда, вот что я тебе скажу. Пока не поздно. Получим бабки, Коляну этому спасибо скажем — и ходу. Товар мы закупили, верно? Больше не нужно, хорош… А дома мы сами разберемся! Никто там нас, ни одна сука не достанет. Там уж мы у себя. Согласен?
— Приляг, отдохни, — сказал ему Андрон. — А я в магазин пока сбегаю. И Николаю позвоню из автомата.
Через несколько минут он уже звонил из автомата со сломанной дверью и выбитым стеклом Николаю Григорьевичу.
— Все, как вы сказали, Николай Григорьевич. Как в воду глядели. Выкинули ваш сотовый, ничего лишнего им не сказали.
— Надеюсь… — сказал Николай Григорьевич и положил трубку. Потом взглянул на часы и включил телевизор.
Итак, подумал он, возможно, подарил я этому Турецкому некую зацепку в виде своего сотового телефона, если его вдруг найдут, подумал он. Только он об этом пока не знает. И еще неизвестно, какое придаст этому значение… и придаст ли. Но все равно волнительно, опасно, а главное, адреналин выделяется… Но без этого стало бы не интересно жить. Всегда просчитывать на несколько ходов вперед, совершать безошибочные акции. Вот ведь и жизнь пройдет в скуке и в осознании собственной безупречности. А так, может, на допрос вызовут в прокуратуру к этому знаменитому Турецкому. Посмотрю хоть, кто такой и с чем его едят. То есть разыграю наконец партию с опытным игроком. А то в последнее время играть стало не с кем…
2
Возле Думы оглушенный и перевязанный Кольчугин вылез из милицейского «уазика» с помощью водителя и сразу попал в окружение зевак, старушек с плакатами, журналистов и телекамер.
— Петр Авдеевич! — кричали ему со всех сторон. — Только несколько слов для нашей газеты!
Все с ужасом, смешанным с любопытством, смотрели на его багровое лицо и на бинты, сквозь которые проступала кровь.
— Как вы себя чувствуете? — охнув, негромко спросила молоденькая знакомая журналистка из РТР, но Кольчугин расслышал и обратился именно к ней.
— Не дождетесь! — прокричал он в ее телекамеру, погрозив кулаком. — Я вам говорю, да, не вам лично, а тем, кто направил против меня платных убийц! Слышите меня? Моих ребят вы убили, теперь, думаете, добрались до меня? Не получится… — Теперь он грозил кулаком куда-то в пространство. — Меня защитят мои избиратели, весь народ встанет на мою защиту!
Вокруг него стремительно собиралась толпа. Из здания Думы появились статные секьюрити в пиджаках и галстуках, которые стали раздвигать толпу, чтобы вывести из нее народного избранника и отсечь всех, кто был посторонним. Следом появились другие депутаты, подхватившие коллегу под руки, чтобы увести его в здание Государственной думы.
Петру Авдеевичу бурно аплодировали, горячо жали руки, хлопали по плечу. А когда он, сопровождаемый депутатами и охраной, вошел в зал, там все встали с мест и разразились аплодисментами.
— Прошу слова! — поднял руку Петр Авдеевич, направляясь прямо к президиуму за трибуной, на которой уже стоял кто-то из немногочисленных либералов и переминался с ноги на ногу.
