— Да? — послышался ленивый, размягченный голос «сливного бачка».
— Это Яков Михайлович Янковский? — строго спросил Николай Григорьевич, уже представляя, как абонент, сощурясь, разглядывает табло определителя номера, припоминая, кому и сколько задолжал — в деньгах или в информации. Есть ему чего опасаться, есть…
— А кто его спрашивает? — послышался после некоторого замешательства и шушуканья девичий голос.
— Он знает, — спокойно сказал Николай Григорьевич. — И кто, и о чем… И пусть не придуривается, не шепчет тебе на ушко, будто его сейчас нет и не будет.
— Да, я слушаю… — виновато заговорил, почти заблеял Яков Михайлович, он же «сливной бачок». — Это вы, Николай Григорьевич?
— Он самый. Хотел напомнить, что за тобой должок. Небольшой, но отдавать-то пора.
— Да, но мы до сих пор не договорились, в какой валюте, — горячо заговорил бывший корреспондент ведущего столичного издания, гроза известных политиков, олигархов и прочих «виповых» любителей пошалить на стороне от глаз широкой общественности. — Я еще не совсем готов, если речь идет о деньгах…
Врет, подумал Николай Григорьевич. Но так убежденно… Позавидуешь!
— Однако на строительство дома на Успенском шоссе у тебя бабки есть. Правда, в последнее время образовалась напряженка. А если я передам в твою любимую «Неангажированную» сведения о его стоимости?
— То есть это вы уже передали в программу «Совершенно открыто» информацию о его строительстве?
— Мы, конечно.
— Не ожидал, если честно, — вздохнул Янковский. — Уж от кого-кого, но только не от вас.
— Но пока там речь не шла о том, сколько он на самом деле стоит, — продолжал Николай Григорьевич. — Это на поверхности — всего-то пара этажей, но в глубине, подальше от глаз общественности, все остальное. И бильярдная, и зимний сад, и бассейн, и гараж, и все это освещается искусственным светом.
— Но это не мой дом, что вы, конечно, не можете не знать…
— Дом на твою тетку, — согласился Николай Григорьевич. — Которая работает простой консьержкой в вашем подъезде. На такой дом с ее зарплатой надо работать до конца следующего тысячелетия. А тебе — с твоими гонорарами — до конца глобального потепления климата.
— Вот не думал, Николай Григорьевич, что вы способны на столь прямолинейный шантаж, — справился с растерянностью гроза новоявленных олигархов. — Вы же знаете, я всегда высоко ставил вашу порядочность, а вы мое умение хранить секреты, которые вы же мне и доверяли… И я никогда не раскрывал вас как источник моей информации, как бы меня ни запугивали.
— Просто ты меня боишься больше, чем других, — перебил его Николай Григорьевич. — На это у тебя ума хватает. Пока не появится кто-то другой, кто напугает тебя еще больше.
— Возможно, вы правы… — промямлил Янковский. — Хотя у меня есть на это своя точка зрения, заключающаяся в том, что лишь уважение к вам…
— Ладно, не будем терять времени, — снова перебил Николай Григорьевич. — Я подумаю, в каком качестве тебя лучше использовать. Может, будешь мыть стекла моей машины, а может, что-нибудь напишешь в какое-нибудь тухлое издание… Сейчас речь о другом. Что у тебя есть на адвоката Бориса Богуславского?
— Вам желательна, как обычно, видеоинформация? — услужливо спросил корреспондент. — Или можно какую-то другую?
— Что есть, конкретно? — повторил Николай Григорьевич.
— Пока не помню на кого именно, только помню, что их двое братьев, которые держат адвокатскую контору. Хотя… Наверняка вас интересует Борис Семенович, самый предприимчивый и пронырливый из братьев, поскольку другой, Ефим Семенович, постоянно болеет. Я прав?
— Пока да.
— Так вот мне известна его слабость к несовершеннолетним, которую, сами понимаете, он тщательно скрывает. Но это — навскидку. Лучше бы посмотреть картотеку… Одну минуту. Я ищу нужный файл… Вот. Видеокассета с голым адвокатом и девочками вас заинтересует?
— Это я и сам найду, — сказал Николай Григорьевич. — Эка невидаль… Только кого это сегодня волнует, кроме его жены? Он же не министр юстиции, в конце концов. И не генпрокурор.
— Не скажите… Как раз своей супруги Софьи Аркадьевны Борис Семенович боится больше всех прокуроров, вместе взятых.
— И это все? Ничего больше? — разочарованно хмыкнул Николай Григорьевич.
— Дайте вспомнить… — поспешно, боясь, что разговор сейчас прервется, сказал Янковский. — Ладно, только для вас. И только между нами. Думаю, если хорошо поискать, найдется свидетельство его неравнодушия к мальчикам.
— К мальчикам? — деланно протянул Николай Григорьевич. — И что, это одновременно с девочками?
— Есть люди, для которых одно не мешает другому, — поучительно заметил «сливной бачок». — Их называют бисексуалами. Теперь вспоминаю, что Борис Богуславский относится именно к этой категории.
— Ну-ну, — поощрительно сказал Николай Григорьевич. — Чем у тебя хуже с деньгами, тем лучше с памятью. Хотя это случается не только с тобой. На металлочерепицу для крыши, поди, не хватает?
— Ну, все вы знаете! — печально восхитился «сливной бачок». — Но не знаете одной особенности таких, как Богуславский: они как бы не скрывают и даже афишируют свое пристрастие к женщинам, чтобы скрыть настоящую и преступную в глазах общественности страсть к мальчикам. Как правило, на них они ломаются сразу…
Николай Григорьевич не ответил. Черт его знает, наверно, так оно и есть… Об этом приходилось уже слышать. Любители мальчиков — весьма закрытое общество. Тайная ложа. Говорят, в него практически невозможно проникнуть постороннему. И будто они даже расправляются с теми, кто раскрывает их секреты. В тюрьмах их убивают, это точно. Не исключено, что и на воле делают то же самое. Может, и сказки, но с другой стороны, для нашего нынешнего плюрализма ничего невозможного нет. Но тогда как проник туда наш вездесущий «сливной бачок»? Только если он сам бисексуал. Но тогда не подставил ли он себя? Или имеются и другие варианты, если, как говорят, у него осведомители есть везде?..
— Яша… Только честно. А ты тоже — из этих? — спросил он вслух.
— Так и знал, что вы это подумаете! — нервно засмеялся «сливной бачок». — Кстати, вам не кажется, что мы слишком много говорим по телефону? Или вы не боитесь подслушки?
— Нет. Поскольку я сам этим занимаюсь. Наша линия сейчас чиста. — Николай Григорьевич покосился на свои приборы. — Пока чиста.
— Говорят, в наше время только на льдине северного полюса, а не в открытом поле можно разговаривать, не рискуя, что подслушают, это правда?
— Вполне. Если только у одного из беседующих нет микрофона и микропередатчика в пуговице, о которой он даже не подозревает. Но ты мне до сих пор не ответил…
— Пусть это останется нашей с вами тайной, — вздохнул «сливной бачок». — Вас устраивает такая формулировка?
