— Сегодня ты ничего не получишь, как договаривались… А за предстоящее дело — половину от гонорара первого номера, если все закончится, как надо, — равнодушно сказал Иван. Потом медленно перевел на него прищуренный взгляд: — А что, хоцца быть первым?
— А то… — вздохнул Трофим. — Если не врешь, будто бабки первому — закачаешься.
— Посмотрим на твое поведение, — заключил Иван.
…Вечером Иван позвонил Гене, тот после разговора перезвонил Авдею Карловичу.
— Включите шестой канал, там сейчас покажут работу этого новенького… По-моему, талант в своем роде.
Авдей Карлович какое-то время разглядывал в телевизор трупы двух мужчин, найденных в лифте, заплаканную миловидную жену убитого бизнесмена Красильникова, растерянных соседей и опрашивающих жильцов оперативников. Диктор говорил, что деловые и коммерческие связи покойного выясняются, но все соседи утверждают, что у него не было врагов.
Значит, найдут эти связи, раз надо, меланхолично подумал Авдей Карлович. И улики найдут, и все остальное. Иначе нельзя. Общественность не поймет.
— Ну и как он Ивану показался? — спросил он, не отрывая взгляда от экрана телевизора.
— Талант, говорил уже. Восходящая звезда криминального мира, можно сказать, — хмыкнул Гена. — Теперь вот что еще, чтобы не забыть… Дон сбежал, слышали. Причем от Демида.
— Это уже не новость, — хмыкнул Авдей Карлович. — Не забыть бы передать поздравления нашему рэмбо. А меня этот Дон уже начинает раздражать своим сходством с Колобком из одноименной сказки.
— Дело еще вот в чем, — сказал Гена. — Я докладывал, Иван предложил поставить на прослушку телефон одной бабы, с кем живет Павел.
— Помню, — кивнул Авдей Карлович, как если бы Гена мог это видеть. — Правильно предложил. И что?
— Получаса не прошло, как это сделали, и Дон ей туда позвонил. Он просил передать Павлу, мол, пусть поостережется, понимаете?
— Это уже серьезно… Значит, они могут обменяться информацией. В этой связи у меня вызывает еще больший интерес этот протеже Ивана… Как его?
— Трофим.
— Да, Трофим. Как ты понимаешь, у него теперь помимо главной может появиться и побочная задача, — сказал Авдей Карлович.
— Понял… Хотите сказать, в предстоящей акции можно замочить уже не двух зайцев, а трех?
— Ничего ты не понял. — раздраженно сказал Авдей Карлович. — Не забывай о Володине, которого нам подвесил на шею твой Павел.
— А, этот журналист? Ну и как с ним быть?
— Не знаю! Пока никак, — ответил Авдей Карлович.
— А может, несчастный случай? — предложил Гена. — Знаете, как напишут его коллеги в некрологе: нелепый случай вырвал из наших рядов…
— Даже не вздумай, — сказал, успокаиваясь, Авдей Карлович. — Было уже. Такой вой поднимался! Поэтому никаких нелепых случаев! Павел станет только осторожнее, а значит, опаснее. Этот журналист слишком известен, чтобы погибнуть случайно в какой-нибудь автокатастрофе или от кирпича, упавшего на голову. Тут надо хорошо подумать, как быть.
— Понял…
— Считай, этот Павел держит блокирующий пакет акций. То есть нас всех за горло. Поэтому ни его, ни журналиста трогать пока не следует. Надо выждать момент… Ладно, не бери в голову, я сам все обдумаю… А что, этот Трофим достаточно жаден и тщеславен, и можно на него рассчитывать?
— Иван сказал, будто Трофим горит желанием проявить себя, стать первым, — сказал Гена. — То есть лишних вопросов не задает. И условий, как Павел, не ставит.
— Твой Павел еще сам проверит, не подсовываем ли ему в качестве цели мать Терезу… — хмыкнул Авдей Карлович. — И чтоб никаких женщин и детей при этом не было, а сам объект непременно был нечист на руку, например, народ православный ограбил в какой-нибудь финансовой пирамиде, как мой старый друг Цивилло… А этот ваш Трофим— он другой?
— Иван говорит: кроме бабок Трофима ничего не интересует.
— Ладно, подумаем, — сказал Авдей Карлович, — как одним выстрелом убить двух зайцев, а может, и всех трех.
— Первый заяц, это ваш Эдик из Израиля?
— Второй — спутать карты нашей не в меру прозорливой прокуратуре…
— А третий?
— Третий — это головная моя боль, которой ты меня заразил, по имени Павел с его журналистом, будь он неладен. Все, разговор закончен, будем размышлять!
Он отключил сотовый, потом телевизор и перевел взгляд на монитор, где виден был бассейн, в котором купалась массажистка Оля.
Он любил этот момент, когда девушка совершенно обнаженной выходила из бассейна, и кожа ее тела розово блестела в матовом свете скрытых светильников.
Только что мелькнула мысль, вернее, ее тень, как разрешить проблему, минуту назад казавшуюся неразрешимой… И теперь он не хотел ее упустить.
Еще раз хорошенько все обдумав, он набрал номер друга детства банкира Цивилло.
— Арик, родной, это я.
— Авдюша-дорогуша, как я рад тебя снова услышать!
— Арик, мое предложение остается в силе. Моей «Бете», чьи интересы, как твой старый друг, я сейчас представляю, очень хочется знать, не передумал ли ты, еще раз ознакомясь с нашей просьбой о кредите на пятнадцати процентах, которые тебе нигде больше не предложат?
— Авдюшенька, милый, мой родной банк «Континенталь» ночи не спит, ждет, когда твоя прекрасная «Бета» благосклонно примет его руку и сердце, которую он ей все настойчивее предлагает. А ты опять намекаешь на нечто непотребное…
— Арик, ты прекрасно знаешь, как я желал бы с тобой породниться, но сердце «Беточки» отдано «Плеяде старз», и тут я ничего не могу поделать…
— Авдюша, это уже не смешно. Это давно уже стало секретом Полишинеля. Вся Москва только и говорит, что твоя «Плеяда старз»— это офшорное, в смысле незаконнорожденное дитя Мосгоркомимущества, прописанное на Кипре…
— Арик, родной, когда ты разносишь подобные сплетни, тебе изменяет уже не воспитание, а чувство юмора… — вздохнул Авдей Карлович. — И это особенно прискорбно.
— Да, но твоя «Бета» буквально предлагает моему «Континенталю» переспать с нею ночь и на следующее утро разбежаться в разные стороны. — Цивилло, похоже, начал терять терпение.
— Арик, дорогой, не говори метафорами. Что простительно поэту, противопоказано деловому человеку.
— Но если простые доводы до тебя уже не доходят! — вспылил Цивилло. — Слушай, я хочу тебя честно предупредить. Мой «Континенталь» долго ждал согласия твоей ветреной «Беты», но если до завтрашнего утра она ему окончательно откажет, тогда он не сможет отказаться от предложения другой невесты.
— И как ее зовут? — насмешливо поинтересовался Авдей Карлович. — Уж не «Инвестком» ли?
— Ну как в русской сказке… И тут заговорил он человеческим голосом… — насмешливо сказал Цивилло. — Да, Авдюшенька, ты, как всегда, прозорлив. Хотя и жаден. Да! Именно так. Финансово-промышленная группа «Инвестком», твой главный конкурент, в отличие от тебя, сразу предложила нам войти в долю для участия в известном тебе проекте. Никак ревнуешь?
