Дома он выписал из справочников и учебников по психиатрии первые попавшиеся сведения, связанные с потерей памяти, сложил листочки в солидную пластиковую папку и стал ждать.
Кузьмин позвонил ему в тот же день вечером домой и попросил зайти к нему, не в кабинет в зоне, а домой. На что Полетаев категорически отказался, объяснив, что сейчас не в состоянии.
— Я так и думал, Федор. Ты что, совсем уже в руках себя не можешь держать? — недовольно говорил в трубку главврач Кузьмин.
— М-могу, — заплетающимся языком ответил Федя.
— Ну тогда завтра, Федор, жду тебя в своем кабинете. — И Кузьмин бросил трубку.
Как раз этого Федор Полетаев и добивался.
На следующий день он был в кабинете Кузьмина.
Федор Устимович, когда Федор-добрый вошел, тут же недовольно нахмурился и предложил присесть.
Федя Полетаев присел и, чтобы не молчать, принялся икать, прикрывая рот ладонью.
— Я совсем не понимаю, Федор Иванович, что с вами в последнее время происходит. Вам надоело у нас работать? Я могу заменить вас другим врачом. У нас неплохая зарплата, выпускники мединститута с радостью поедут к нам.
— Очень хорошо, только не надо меня увольнять, дорогой мой Кузя… — Полетаев снова демонстративно икнул и виновато улыбнулся. — Лучше дай опохмелиться, Федор Устимович. Не будь жмотом.
— Это форменное безобразие, Полетаев, — сокрушенно вздохнул Кузьмин.
— Согласен. Я больше не буду, честное слово. Только дай сейчас немного. Я знаю, у тебя в сейфе всегда припасено…
— У тебя что, и спирт ворованный, и деньги — все кончилось?
— Угу. Все.
Полетаев положил на стол папку со своими записями, другой рукой придерживая спрятанную в кармане белого халата бутылочку с жидкостью.
— Федор Устимович, сейчас опохмелимся, и я, честное слово, — завязал! Вот, я уже над кандидатской начал работать, — пододвинул он Кузьмину папку с бумагами.
Федор Устимович, брезгливо поморщившись, открыл свой белый сейф и выставил на стол солидную бутылку с соответствующей надписью, которая гласила, что в ней содержится чистейший медицинский.
— Я один не буду, — капризно протянул Полетаев.
— Федор Иванович, ты с каждым часом все более наглеешь!
— Я скоро перестану, — виновато ответил Полетаев. — Только бы закуски хотелось немного. Вот в холодильнике у вас… я знаю, есть балычок и сервелат.
Кузьмин поднялся и подошел к холодильнику, тем временем Федя тоже поднялся и подошел к окну, рядом с которым стоял открытый белый сейф.
— Погодка так и шепчет: «Займи, но выпей», — сказал Федор и быстро поставил бутылочку из своего кармана в сейф, а ту, что была в сейфе, сунул в карман.
Кузьмин ничего не заметил, вытаскивая из холодильника закуску. Разлил спирт по мерным стопочкам, разбавил его немного, Полетаеву поменьше, себе побольше, и предложил чокнуться:
— За твои будущие научные достижения.
— Точно, Федор Устимович. Я завтра уже капли в рот… — Полетаев залпом опорожнил стопочку, закусил колбаской.
Тут зазвонил телефон — это, как и договаривался Федя Полетаев, звонила Любаша. Она сообщала, что у одного из пациентов Федора какие-то странные конвульсии.
— Да, сейчас приду, спасибо тебе, Люба! — радостно воскликнул Полетаев и бросил трубку.
Телефонный звонок был уже совершенно лишним. Федор придумал его для подстраховки, чтобы отвлечь Федора Устимовича. Но все, что он задумывал, уже было сделано.
Он быстро распрощался с главврачом, клятвенно заверяя, что теперь вообще не будет пить, вплотную займется ну если не проблемой потери памяти, так как Федор Устимович отчего-то против этой тематики, то какой-нибудь другой проблемой, которую ему посоветует главврач.
Федя Полетаев чуть не выбежал из кабинета Кузьмина и летел по коридору словно на крыльях.
Конечно же Люба все придумала с конвульсиями. Прибежав в ординаторскую, Федя быстро чмокнул Любашу в щеку в знак благодарности, попросив ее держать язык за зубами.
А сам, достав шприц, отправился в двенадцатую палату, где сделал инъекцию добытым из кабинета главврача «№ 9» больному Михайлову, отличавшемуся крепким здоровьем и отличной памятью. Подождал полчаса, поболтал с Михайловым о том о сем, попросил рассказать о своем прошлом. Память у Михайлова работала безотказно.
Полетаев хлопнул себя по лбу и, тихо выругавшись, подмигнул больному:
— Слушай, давай выпьем с тобой? Никто не узнает. Я сейчас принесу. — И Федя убежал за медицинским спиртом.
Он принес из ординаторской два стакана с разбавленным спиртом, один протянул Михайлову, другой держал в своей руке.
Они чокнулись, Михайлов залпом выпил, а Федор отпил лишь половину, крякнул, с любопытством глядя на расцветшее лицо больного. Хотел спросить, может быть, стоит добавить.
Но тут Михайлов вдруг вытаращил на него глаза, замахал в воздухе руками и, словно подкошенный, рухнул на пол.
Полетаев даже испугался. Он перетащил больного на постель и, не зная, что делать с ним дальше, так как Михайлов не приходил в себя, решил немного подождать, в надежде что тот все же очухается.
Пульс у больного был нормальный, правда несколько учащенный, давление вроде бы в норме, по крайней мере, наполняемость сосудов хорошая.
И Полетаев вышел из камеры, оставив Михайлова без сознания.
А на следующий день, как сообщила дежурная сестра, Михайлов проснулся очень рано и метался из угла в угол, что-то бормоча и размахивая в воздухе руками. Федор Полетаев, как и предполагал, услышал от Михайлова то, что и ожидал услышать: «Не помню…»
— Ну как зовут-то, помнишь?
Михайлов отрицательно покачал головой, глядя на Федю удивленными и пустыми глазами.
— И фамилии не помнишь?
— Не-ет. Петров, может быть? Но не уверен.
— Отлично! Ты через неделю все вспомнишь, по крайней мере, через неделю закончится действие лекарства и ты будешь здоров! — радостно утешал Михайлова Федя. — И мы будем готовить тебя к выписке, только при условии, что ты никому ничего не будешь говорить. Твоя фамилия Михайлов, запомни!..
Михайлов тупо и согласно кивнул.
* * *
Теперь оставалось только ждать. По предположениям Федора, следующую дозу Сергею Сергеевичу и таинственному полковнику, находящемуся в одиночке, Кузьмин должен вводить уже через день, максимум через два…
Федор Полетаев знал, он сделал все, что мог. Какие шаги предпринять дальше, он пока не придумал.
Его еще раз вызывал Кузьмин, который, к счастью, никакой подмены в сейфе не заметил.
Кузьмин в самых насмешливых тонах отозвался о записках Феди Полетаева, о его «материалах» к диссертации. Впрочем, Федор ничего иного и не ожидал услышать.
