– О, вы, значит, еще не оценили всех прелестей нашей больницы, – самодовольно перебил его профессор. – У нас ведь своя спутниковая антенна. Так что вам, как говорится, и карты в руки. Короче, я не возражаю. Если, конечно, вы будете все время помнить меру. Все-таки вам пока до выздоровления далеко. Я же вас, мэрских рыцарей, знаю: начнете сразу вкалывать с утра до вечера, словно не в больнице, а в своем рабочем кабинете пребываете, как всегда… Этого я, извините, допустить не могу!
Но это уже было так, пыхтение для проформы. Пришли с профессором к согласию, одним словом.
А вот с Джамалом они тогда так ни о чем и не договорились. Георгий Андреевич прекрасно понимал, что с этого момента между ним и боссами игорного бизнеса проляжет опасная черта. До сих пор они сосуществовали, словно не замечая друг друга. Теперь вот его заметили, но это близкое знакомство явно не должно пойти ему на пользу: он не взял денег, он не захотел помогать людям, которые его об этом «попросили»… А стало быть, его теперь можно рассматривать и как прямого врага!
Он, может, и дрогнул бы, если бы работал не с мэром, а с кем-то другим. Мэр был обычно непреклонен в своих решениях, волей-неволей приходилось быть таким же, как он. Так что обратного хода у Георгия Андреевича не было. Но он, к чести его, не очень-то по этому поводу и переживал. Всех бояться – не останется в душе места для самой жизни. Тем более что паханов, приславших Джамала, он в душе презирал и считал их и никчемными людьми, и никчемными преступниками. Но вот что касается самого Джамала… Жалко, жалко было после стольких лет дружбы окончательно рвать с ним…
Впрочем, через несколько дней все решилось как бы само собой, когда в нескольких московских газетах появилось интервью заместителя мэра Бориса Рождественского. В этом интервью совершенно определенно говорилось, что мэрией принято решение строить автодром не в Шереметьеве, а в Нагатинской пойме. Лучше места для такой стройки в столице не найти – автодром будет и в черте города, и в то же время в окружении столь редкой для любого мегаполиса почти первозданной природы… Такое расположение автодрома привлекательно как для иностранных капиталов, так и для туристских потоков. Протесты «зеленых»? Ничего страшного, проект учтет все их требования, равно как и претензии окрестных жителей: уже приступившему к работе знаменитому немецкому архитектору Хилке на этот счет даны соответствующие указания. Мало земли? Да, земли здесь сейчас мало – всего сто двадцать гектаров. Но и тут уже найдено простое до гениальности решение: на отсыпку недостающих в пойме гектаров пойдут миллионы кубов земли, извлеченных при строительстве огромного, в два с половиной километра длиной, туннеля на лефортовском участке нового транспортного кольца, которое ударными темпами возводится под неусыпным наблюдением самого мэра, находящегося сейчас в зарубежной поездке – большому политическому кораблю большое, как говорится, и плавание!…
Судя по беспардонной напористости этих заявлений Рождественского, Джамал или какой-то другой гонец от баронов до высшей городской власти все-таки достучался, и предложение насчет денег было понято наконец безо всякого фарисейства, так, как оно и положено. «Это же деньги, смотри, дорогой! Неужели не возьмешь? Неужели они тебе не нужны? Ай, дорогой, при чем тут совесть? Только мы с тобой знаем, да? Бери, дорогой, и тебе хорошо, и мне…» Говоря по-европейски, деньги не пахнут, но зато аккумулируют возможности…
Заявление Рождественского круто меняло ход событий, хотя все в нем было неправдой. Никто пока не принимал решения строить автодром в пойме, никто пока не решался на такую дорогостоящую операцию, как отсыпка десятков гектаров площадей извлеченным грунтом, больше того – и сам проект Лефортовского туннеля до сих пор находился под большим вопросом, хотя у него у самого лежала заявка на приобретение за счет каких-то внебюджетных средств германского проходческого щита. Заявка исходила от подрядчика Лефортовского туннеля, фирмы «Стройинвест», которую возглавлял еще один его, Георгия Андреевича, земляк – Сашка, или Шалва Дворяницкий.
Вообще-то, как замечал Георгий Андреевич, такое уже случалось, когда в отсутствие мэра кто-то делал острое заявление, которое мэр потом и не думал дезавуировать. Ну и понятно: высказал что хотел и при этом самого себя не подставил. Но на сей раз все было явно не так: мэр, вернувшись из поездки, рвал и метал, однако странно, Рождественского не трогал, и это можно было истолковывать только так: либо мэр знает, что Рождественского крепко поддерживает наверху кто-то из больших его недругов, либо… Либо он сам играет в эту игру… Однако вскоре Георгий Андреевич убедился, что мэр ни в какую игру не играет. Мэр вызвал его к себе, и они, запершись, долго совещались о том, что можно сделать, чтобы изменить ситуацию. Однако изменить что-либо было уже очень трудно: разработка проекта шла вовсю и кардинальное вторжение в этот процесс влекло за собой довольно неприятные последствия, включая приличную неустойку…
Они крутили ситуацию и так и этак, и наконец мэра осенило: не покупать щит. Проект – черт с ним, пусть будет – можно привязать потом к другому месту. А стройки без щита ну никак не может быть, тем более что отсыпка грунта должна вестись опережающими темпами…
– Значит, так, Георгий, – сказал мэр, подводя итог. – Есть у меня тут один проект насчет туннеля… Как его, значит, проложить безо всякого щита… Со слов – очень неглупый проект, а вот вникнуть в детали у меня все никак не получается. Мне кажется, это то, что нам надо. Ты его возьми, изучи, а потом доложишь на правительстве. Думаю, удастся для начала отсрочить этот чертов щит. Ну а потом… Или ишак помрет, или султан сдохнет. – И засмеялся, довольный, как всегда смеялся, найдя выход из какого-нибудь затруднения.
Было ясно, что между мэром и его замом все-таки назревает конфликт, который должен, просто не может в самом скором времени не разразиться нешуточным взрывом: Рождественский выбрал для своих интриг момент крайне для мэра неудобный. В результате сразу завис закон о самоуправлении в городе, завис проект нового закона о налогообложении игорных заведений, а самое главное – проект нового генплана. И если так пойдет и дальше, окажутся незаконными все стройки, которыми мэр так гордится: и «Сити», и Третье кольцо, и тот же, пропади он пропадом, автодром.
Георгий Андреевич понимал, что Рождественский сам никогда бы не осмелился пойти против мэра, что ветер дует со стороны Кремля. Он снова стоял перед выбором, на чью сторону встать. Но на сей раз выбор оказался на удивление нетяжел: он, как и его шеф, своих не сдавал, да плюс к тому как кавказский человек считал предательство друга самым тяжким на свете преступлением. Ну одним из самых тяжких. Так что очень быстро Георгий Андреевич понял для самого себя: что бы ни случилось, он останется с мэром.
И это «что бы ни случилось» пришло ему на ум не просто так. «Бароны» довольно быстро напомнили о себе. Едва он попытался перекрыть кислород «Стройинвесту», как тут же был ранен Володя Брагарник, его правая рука. Он понял: это была «черная метка» ему самому. И единственное, что он мог с этим сделать, – не терять форму, быть в постоянной готовности к отпору. Он и был, пока малость не зазевался…
