Однако ждать пришлось всего минут пятнадцать.
— Ваш заказ, — приветливо прощебетал официант и принялся выставлять на стол тарелки, рюмку и графин.
— А приборы где? — недовольно поинтересовался Лев Анатольевич.
— Сейчас! — Официант стал выкладывать на стол приборы, но вдруг поскользнулся на скользком полу и, покачнувшись, задел краем подноса шею Камакина.
— Черт! — негромко выругался тот, потирая шею.
— Извините, ради бога, — бледнея, виновато пробормотал официант. — Пол слишком скользкий.
— Для Оксаны не скользкий, а для тебя скользкий?
— Извините, — снова пролопотал официант.
— Ладно, проехали. Принеси мне сразу счет.
— Хорошо.
Официант испарился в воздухе, а Лев Анатольевич снова потер пальцами поцарапанную шею и злобно пробурчал себе под нос:
— Черт знает что. Уволить щенка, к чертовой матери!
Тем временем новенький официант повел себя весьма странно. Он зашел за барную стойку, вынул из кармана маленький пузырек и вложил в него крохотную иглу, которую до сих пор бережно держал в руке. Потом тщательно закупорил пузырек и положил обратно в карман. Проделав эти странные манипуляции, официант весело подмигнул бармену, сунул руки в карманы и, как ни в чем не бывало, направился в подсобку.
7
Через несколько дней после этого маленького инцидента Яковлев сидел в кабинете Турецкого, сияя как двухсотваттная лампочка.
— Ну давай рассказывай, — улыбнулся Александр Борисович, поглядывая на лучезарную физиономию коллеги.
Яковлев хитро прищурился:
— Александр Борисович, вы, конечно, знаете, что криминалистическая наука за последние четверть века продвинулась далеко вперед?
— Догадываюсь, — усмехнулся в ответ Турецкий, размешивая в чашке с кофе сахар.
— Значит, вы не удивитесь, если я вам скажу, что в наше время можно выделить из частиц крови ДНК человека?
— Удивлюсь, но вида не покажу.
Яковлев кивнул и продолжил:
— Кровь, добытую Филей Агеевым, я сдал в нашу криминалистическую лабораторию. Туда же я отдал и платок с пятнами крови, найденный двадцать пять лет назад на месте убийства Калмыка. Так вот, судебно-биологическая экспертиза установила, что ДНК крови на платке и крови Камакина полностью совпадают!
Володя не скрывал своего ликования.
— Теперь мы точно знаем, что Камакин — убийца! Этот козырь мы сможем использовать, когда будем колоть Камакина!
— Молодец, — похвалил Турецкий, — хорошо поработал.
— Так что, будем брать?
— Кого?
— Камакина, кого же еще.
Турецкий покачал головой:
— Э нет. Старых дел мало. Нам нужно собрать доказательства его участия в убийстве вице-мэра Костюрина. Вот тогда Камакин точно не отвертится. Кстати, чаю хочешь?
Глава двенадцатая
1
Чтобы найти Петра Вадимовича Антиховича, Турецкому пришлось изрядно попотеть. Место жительства господин Антихович давно сменил. От науки он тоже дистанцировался. Ныне Петр Вадимович жил на Патриарших прудах и занимал должность заместителя генерального директора консалтингового агентства «Имярек».
У Антиховича был большой светлый кабинет на Покровке, уставленный дорогой офисной мебелью. Сам он был толст, бородат и самоуверен.
Приход старшего помощника Генерального прокурора нимало не удивил и не взволновал Петра Вадимовича.
— Что ж, проходите, располагайтесь, — спокойно сказал он, махнув толстой рукой.
Турецкий предпочел не ходить вокруг да около и начать беседу с главного:
— Петр Вадимович, меня интересуют исследования, которыми занимается ваш бывший приятель Сергей Павлюков.
— Павлюков? — Антихович сложил руки на толстом животе и покрутил большими пальцами. Затем усмехнулся в черную мефистофельскую бороду и сказал: — Как же, как же, когда-то мы с ним дружили. Хороший парень, только немного сумасшедший. Как говорится, не от мира сего.
— Он хороший ученый? — спросил Турецкий.
— Когда-то Сергей был одним из любимых учеников всемирно известного физика, лауреата Нобелевской премии Льва Лазаревича Брудерера. Я в то время тоже пытался заниматься наукой, но, увы, потерпел на этом поприще фиаско.
— Зато на другом, я вижу, преуспели, — улыбнулся Турецкий, обводя взглядом роскошный кабинет.
— Можно и так сказать, — самодовольно усмехнулся Петр Вадимович.
— Чем занимался академик Брудерер?
Антихович вновь напустил на себя серьезный вид.
— Фактически академик Брудерер незадолго до своей смерти подошел к открытию редкого изотопа — «осмия-187». Видите ли, в конце жизни Лев Лазаревич почти ослеп. Поэтому все записи опытов под его диктовку вел Сергей Павлюков. Записи эти академик не успел опубликовать в научных журналах.
— Почему?
— М-м… как бы вам попонятнее… Понимаете, это были девяностые годы, разрушалась старая советская наука, а на ее месте еще не появилась наука постсоветская. Новые научные открытия в нашей стране никого не интересовали. Все были заняты дележкой советского пирога.
Александр Борисович помолчал, обдумывая полученную информацию, затем спросил:
— И что, это важное открытие?
— Достаточно важное, — кивнул Антихович. — Но вопрос тут в другом — добился ли своего Брудерер или нет?
— Ну и?
Петр Вадимович пожал круглыми, как у женщины, плечами:
— Никто этого не знает. Брудерер умер и унес тайну «осмия-187» с собой в могилу. Впрочем… есть все основания полагать, что записи остались у Павлюкова. Если Брудерер добился того, чего хотел, то он совершил открытие мирового значения.
— А если нет?
В черной бороде мелькнула белозубая усмешка.
— Ну тогда его любимый ученик Сергей Павлюков посвятит всю жизнь тому, чтобы довести работу академика до конца. И не исключено, что он добьется успеха. Сергей всегда был башковитым парнем. К тому же, я слышал, он подружился с вице-мэром Камакиным. А это серьезный человек.
— Что значит подружился?
— Ну я как-то видел их вместе на одном банкете по случаю празднования юбилея института. Мэрия тогда подарила институту здание под расширение библиотечных фондов. Было это, если не ошибаюсь, года полтора назад.
— А вы что там делали?
— Бизнес, — лаконично ответил Антихович.
— Понятно. Вы общались с Павлюковым?
— Да нет, не особо. Дружба наша давно сошла на нет. Мы стали практически чужими людьми, а с чужаками Сергей всегда скован и напряжен. Это у него от природы.
