Въехав в Москву, немец направил машину к ближайшему бару. В тот вечер он надрался до чертиков. Домой его отвез охранник бара, которому он, едва соображая, сунул в карман стодолларовую бумажку.
Очнулся Шлегель уже под утро. Погода за окном была хмурая и пакостная, под стать настроению. В ванной он с отвращением посмотрел на свое заплывшее, покрытое густой черной щетиной лицо. Затем перевел взгляд на свое тело. Оно все еще было ничего, сильное, мускулистое, но над резинкой трусов уже обозначился небольшой пивной живот.
— Пора худеть, — сказал себе Шлегель и, повернув кран, полез под душ.
В тот день у него не было никаких дел. Накачавшись крепким кофе и приведя себя в относительный порядок, немец решил навестить старого друга — Сережу Славного. Благо тот оказался дома.
Остановив «мазду» во дворе элитного сталинского дома, Шлегель выбрался из машины и огляделся. И вот тут-то — неизвестно почему — в душе у немца заворочалось неприятное чувство.
Шлегель достал сигареты и закурил. Прежде чем двинуться к подъезду, он еще раз внимательно осмотрел двор. На скамейке возле старого клена сидела старушка с книжкой в руках. Рядом с ней — молодая женщина с детской коляской (эта разгадывала кроссворд). Два пацана возились с самокатом. Невысокий, субтильный мужичок в старой штормовке пытался починить качели, ритмично постукивая молотком по деревянной дощечке. Больше во дворе никого не было.
«Наверно, показалось», — сказал себе Шлегель. Однако неприятное ощущение не исчезло, а стало еще сильнее. Немец поставил машину на сигнализацию и медленно двинулся к железной двери подъезда. Краем глаза он отметил, что субтильный мужичок прибил наконец доску и теперь взялся за вторую. Работа была плевая, однако мужик никак не мог толково приладить доску, хоть и вертел ее и так и сяк.
«У парня явно руки не оттуда растут», — с усмешкой подумал Шлегель.
Он подошел к подъезду и набрал нужный код.
— Кто там? — прохрипел динамик.
— Серж, открывай, это я.
— А, Борисыч. Заходи.
Раздался гудок, и тяжелая железная дверь открылась. Шлегель швырнул окурок в урну и вошел в подъезд.
— Подождите, ради бога! Не закрывайте! — услышал он у себя за спиной.
К подъезду ковылял тщедушный мужичок, тот самый, который чинил качели. Шлегель придержал дверь.
— Спасибо, — поблагодарил мужичок.
Они вошли в подъезд, и железная дверь, лязгнув, захлопнулась. Сверху кто-то неторопливо спускался по лестнице.
Шлегель подошел к лифту, мужик засеменил за ним. Немец протянул правую руку, чтобы нажать на кнопку, и в этом момент на его волосатом запястье с сухим щелчком защелкнулось кольцо наручника. Шлегель вздрогнул и изумленно посмотрел на мужика. Мужик ухмыльнулся и весело ему подмигнул. Второе кольцо наручников было пристегнуто к его руке.
На площадке второго этажа показался высокий мужчина в черном пальто. Шлегель сунул левую руку в карман, где у него лежал маленький шестизарядный вальтер, однако субтильный мужичок оказался весьма расторопным: он ловко перехватил немца за запястье и прижал его руку к стене. Тут и второй — тот, что в черном пальто, — подоспел. Вдвоем они кое-как скрутили Шлегеля, хотя удалось им это не сразу. Борьба проходила в полном молчании и сопровождалась лишь тяжелым сопением троих мужчин. Поняв, что схватка проиграна, Шлегель перестал сопротивляться, перевел дух и спросил:
— На каком основании?
— Вы задержаны по подозрению в изнасиловании, — ответил ему субтильный мужик.
А высокий добавил:
— Ведите себя смирно и следуйте за нами.
— А удостоверение у вас есть? — поинтересовался Шлегель.
Высокий достал из кармана корочку, раскрыл ее и поднес к лицу немца. Тот посмотрел на фотографию в удостоверении, перевел взгляд на высокого и произнес с бессильной злобой:
— Ладно, Турецкий. Только не радуйся раньше времени. Мы еще посмотрим, чья возьмет.
4
Субтильный мужик оказался старшим оперуполномоченным майором Яковлевым. Он избавился от старой штормовки и дурацкой вязаной шапочки, и сейчас на нем был вполне приличный костюм. Волосы «мужичка» были причесаны на аккуратный пробор. Щеки были гладко выбриты и благоухали дорогой туалетной водой.
— Ваше полное имя? — спросил Яковлев.
— Бернд Эдуардович Шлегель.
— Вы гражданин Германии?
— А что, не по глазам? У вас же мои документы перед носом.
— Что делаете в России?
— Отдыхаю. У меня отпуск.
— В какой гостинице проживаете?
— Ни в какой. Снимаю квартиру.
— Адрес?
Шлегель продиктовал адрес. Яковлев все тщательно записал. Протокол допроса, равно как и сам допрос, вел он. «Важняк» же Турецкий сидел на диванчике, закинув ногу на ногу, и, с интересом поглядывая на немца, курил сигарету.
— Итак, Бернд Эдуардович…
— Можно просто Борис, — сказал Шлегель.
Яковлев кивнул:
— Как скажете. Итак, Борис Эдуардович, вы задержаны по подозрению в изнасиловании и совращении несовершеннолетнего.
Глаза Шлегеля сверкнули недобрым блеском.
— И кого же я совратил?
— Если не помните, я вам напомню. Вашу жертву зовут Игорь Макаров. Ему всего семнадцать лет.
Шлегеля прошиб пот.
— Это еще не все, — безжалостно произнес Яковлев. — Изнасилование было групповым. Мы задержали вашего подельника. Он уже дал признательные показания.
— Что за подельник?
— Некий Сергей Ильич Резников по кличке Славный.
Шлегель сжал ладони в кулаки и глухо прорычал:
— Гнида тверская…
— Вы признаете себя виновным в совершении этого преступления? — поинтересовался Яковлев.
Шлегель сверкнул на него глазами:
— Что вы мне шьете, мусора! Да он же профессионал! Он проститутка, ясно вам! Да на нем клеймо негде ставить!
— Мальчику всего семнадцать, — с упреком сказал Яковлев.
— А на панели он с четырнадцати! — рявкнул немец. — А выглядит на все двадцать!
Яковлев невозмутимо пожал плечами:
— Это не меняет дела. По паспорту он еще ребенок. Представляете, что с вами будет, когда ваши соседи по камере узнают, по какой статье вас взяли? — Яковлев грустно посмотрел на немца и добавил: — А ведь они узнают. Шила в мешке не утаишь.
— Черт… — Шлегель взъерошил ладонями волосы. Лицо его выражало полное отчаянье.
— Вы лишитесь не только репутации, но, возможно, и жизни, — продолжал Яковлев.
— А то я без вас не знаю, — огрызнулся Шлегель. — Ну Славный, ну гнида… Попадись он мне… — Он перевел взгляд на Яковлева и злобно ухмыльнулся. — А ловко вы это. Откуда только узнали? Топтуны, что ли, ваши выследили?
