Веки Костюриной дрогнули, но на этот раз она удержалась от рыданий, лишь промокнула мокрые глаза платком.
— Что было дальше? — тихо спросил Турецкий.
— Дальше? — На губах Маргариты Павловны появилась горькая усмешка. — Дальше Боря утешал меня, и мы… Ну, в общем, в тот день мы с Борей… возобновили наши отношения. Вы понимаете, о каких отношениях я говорю?
— Надеюсь, что да.
— Ах, да что я все вокруг да около… Мы стали любовниками.
Турецкий смущенно кашлянул в кулак.
— Вы ничего не сказали мужу о ваших подозрениях?
Костюрина покачала головой:
— Нет. Я решила подождать. Думала, что это у него ненадолго. Ведь он уже немолод, а немолодому мужчине хочется иногда… ну как бы доказать свою состоятельность. Понимаете? Вы ведь тоже не мальчик. У вас наверняка такое бывает?
Турецкий дернул уголками губ.
— Весьма ценное наблюдение, — глухо проговорил он.
Маргарита Павловна манерно махнула на него платком:
— Ах, оставьте! Я вовсе не хочу вас задеть. Тем более вам с вашей внешностью жаловаться не на что. А Валера… Красавцем он никогда не был, даже в молодости. Да и решительностью характера не отличался. Возможно, для него эта любовная интрижка была… ну своего рода психотерапией, да? По крайней мере, я тогда так думала. А потом… потом я поняла, что мне абсолютно все равно, с кем он встречается. Потому что я поняла, что Боря… Ну, в общем, что он стал мне близким человеком. Гораздо более близким, чем муж. Тем более что связь Валеры с этой… женщиной оказалась совсем не мимолетной. Я решила, что у них там настоящий роман. Что он любит ее и все такое.
— И тогда вы решили все рассказать мужу?
Костюрина посмотрела Турецкому прямо в глаза.
— Да, решила. Это не могло так дальше продолжаться.
— Гм… — Турецкий машинально потянулся в карман пиджака за сигаретами.
— Здесь не курят, — тихо сказала Костюрина.
Александр Борисович кивнул и спрятал пачку обратно в карман.
— Что вы сказали мужу?
— Я сказала Валере, что знаю о его интрижке. Сказала, что ничего не имею против и что абсолютно не чувствую себя обиженной. Еще я сказала, что наш брак давно уже дал трещину и что нам незачем больше притворяться.
— Вы очень решительная женщина. И как он отреагировал на ваше признание?
Маргарита Павловна вздохнула:
— Плохо. Я-то думала, он обрадуется. Валера ведь был прямым человеком и абсолютно не умел врать и изворачиваться. Представляете, как он мучился? Я думала, он почувствует облегчение. Но вышло все совсем наоборот.
— Он не захотел разводиться?
— Да. Он кинулся на колени, стал кричать, что совершил ошибку и что не хочет меня терять… Закатил истерику. Я была поражена. Тогда я сказала Валере, что у меня есть любовник и что мы хотим быть вместе. Тут в Валеру как будто бес вселился. Он вскочил на ноги — весь растрепанный, красный… Хотел меня ударить и даже руку занес… но не смог. Он всегда был мягкотелым.
— Значит, вы его не любили?
Маргарита Павловна задумчиво посмотрела в окно. Едва заметно качнула головой.:
— К чему скрывать? Нет, не любила.
— Значит, все эти слезы…
Она перевела взгляд на Турецкого, и в глазах ее полыхнул огонек.
— Не смейте так говорить. Вы понятия не имеете, что я сейчас чувствую!
— Да, конечно, — признал Александр Борисович.
— После нашего объяснения Валера ушел из дома, — ледяным голосом продолжила Костюрина. — Вернулся только на следующий вечер. Сказал, что с любовницей покончено. А когда я попыталась возразить, заявил, что развода мне не даст. Потом ушел в свой кабинет и хлопнул дверью.
— А вы?
— Я? — Маргарита Павловна усмехнулась. — А что я? Я решила, что пусть все будет так, как есть. В конце концов, мы с ним семья… Почему сын должен страдать из-за того, что мы на какой-то момент потеряли головы?
Турецкий смотрел на женщину с сомнением.
— А как же ваши отношения с Борисом? — спросил он.
Маргарита Павловна нахмурила лоб.
— Эти отношения пришлось прервать. Я объяснила все Борису, и он со мной согласился. Вот и все.
Некоторое время Турецкий молчал, обдумывая услышанное. Костюрина расценила это молчание по-своему.
— Валеру убили из-за его работы, — резко сказала она. — Не примешивайте к этому делу его личную жизнь. Вы только еще больше запутаетесь.
— Как знать, — пробормотал Турецкий. — Как знать…
Глава седьмая
1
Борис Глебович Покровский оказался именно таким, каким его описывала старушка. Лицо у режиссера было усталое и слегка одутловатое, что могло свидетельствовать о том, что Покровский уделяет спиртным напиткам чуть больше внимания, чем следует. Мешки под глазами и початая бутылка «Баллантайнса» на подоконнике свидетельствовали о том же.
— Следователь из Генрокуратуры?
Борис Глебович растерянно пробежал взглядом по раскрытому удостоверению.
— Старший помощник генерального прокурора, — поправил его Турецкий, пряча удостоверение в карман.
— Что ж, как говорится, милости прошу. — Покровский сделал рукой широкий жест, приглашая Турецкого сесть на диван. — Только имейте в виду: у меня мало времени. Через двадцать минут начинается репетиция.
— Я это учту, — пообещал Александр Борисович.
Усевшись на диван, Турецкий обвел взглядом стены, увешанные фотографиями актеров, рекламными плакатами и афишами театра.
— Ого! Вы и «Гамлета» ставили?
— Ставили. — Покровский закурил коричневую сигарку с пластиковым мундштуком. Помахал рукой перед лицом, отгоняя дым, и спросил: — Так чем могу быть полезен, Александр Борисович?
— Сегодня утром был убит Валерий Аркадьевич Костюрин.
— Ва…лерий Аркадьевич? — Облачко дыма из раскрытого рта Покровского медленно поднялось к потолку. Он взял себя в руки и спросил как ни в чем не бывало: — Прискорбно. А, собственно, кто это?
— Это муж вашей подруги Маргариты Костюриной.
— Вот оно что! — Борис Глебович притворно покивал головой. — Тогда прискорбно вдвойне. А позвольте поинтересоваться: я-то здесь при чем?
— До недавних пор вы были любовником Костюриной?
— Я? Любовником? — Губы Покровского презрительно изогнулись. — Какого черта? Кем вы себя возомнили, а?
Взгляд Турецкого стал холодным и острым, как замороженное стекло.
— Бросьте! — резко сказал, почти выкрикнул он. — От неожиданности режиссер подпрыгнул в кресле. — У нас с вами двадцать минут. И если вы будете продолжать в подобном духе, остаток вечера вам придется провести в следственном изоляторе. Это я вам обещаю.
