— Не что-то, а кого-то, — ответил старик. — А видел я, сынок, того, кто Барыкину ножик в спину воткнул.
— Видели? — хором переспросили эксперт и оперативник.
Старик кивнул:
— Видел. И очень хорошо видел. Вот как вас сейчас. Только рот он так широко, как вы, не раскрывал.
Эксперт и оперативник захлопнули рты.
— Дедушка, расскажите подробнее, — попросил Игнатьев.
Старик улыбнулся щербатым ртом:
— Затем и пришел. Было это часа полтора назад. Стоял я аккурат вон там, — он махнул костлявой рукой в сторону дерева, — возле клена. Стою, значит, курю и вижу — бежит! Тощий, обшарпанный, как пес, и в кепке. Добежал до заборчика, прыг, как козел, — только его и видели.
— Вы успели разглядеть его лицо? — спросил оперативник Игнатьев.
— А то! Лицо худое, желтое. А глазки узкие, как у киргиза.
Эксперт поправил очки.
— Как это вы разглядели на таком расстоянии? — с сомнением спросил он. — Тут же метров двадцать будет.
— А вот так и разглядел. Ты не смотри, что у меня зубов нет. Зрение у меня до сих пор сто процентов. Я во время войны снайпером был, в копейку с пятидесяти шагов без оптики попадал. Факт! А ты говоришь — двадцать!
— Ну тогда беру свои слова обратно, — покорно кивнул эксперт.
А оперативник, сверля старика глазами, спросил:
— Поможете нам составить его фотопортрет?
— А то как же, — польщенно отозвался старик. — Я по этим делам мастер. Сам в шестидесятых фотографом на свадьбах подрабатывал. В два счета тебе его сфотографирую. Внакладе не останешься. Факт!
Игнатьев швырнул окурок себе под ноги, взял старика под руку и решительно произнес:
— Поехали!
5
Экран телевизора тускло мерцал в полутемной комнате. В старом скрипучем кресле под красным абажуром сидела пожилая женщина с вязаньем на коленях. Спицы споро мелькали в ее сухих, изрезанных голубоватыми венами пальцах.
— Сынок, сделай-ка погромче, — попросила она, не отрываясь от вязания.
Молодой человек, одетый в клетчатую ковбойку и потертые штаны, встал с дивана, подошел к телевизору и крутанул ручку громкости.
— …По подозрению в убийстве, — забубнил монотонный голос ведущего, — разыскивается двадцатипятилетний Эдуард Иргалиевич Кубашев по кличке Калмык. Просим вас внимательно посмотреть на его фотографию.
На экране телевизора возник нечеткий черно-белый снимок худого, узкоглазого человека.
— Ну и рожа, — проговорила женщина, глянув на снимок поверх очков.
— …Если вы что-то знаете о местонахождении Эдуарда Иргалиевича Кубашева, просьба сообщить в милицию по телефону ноль два…
Молодой человек, все еще столбом стоявший у телевизора, снова протянул руку и убавил громкость.
— Показывают всякую муть, — непонятно от чего раздражаясь, проговорил он. — Лучше бы кино показали.
Женщина, продолжая постукивать железными спицами, покачала пепельной головой:
— Страсти-то какие! Да, сынок?
— Муть, вот и все, — коротко ответил сын, снова уселся на диван и раскрыл «Технику — молодежи».
— И лицо как будто знакомое, — раздумчиво продолжала мать. — Тебе не кажется?
Молодой человек, пролистывая журнал, покачал головой:
— Нет, мам. Может, ты его с кем-то спутала. Киргизы все друг на друга похожи.
— Может быть. Ты смотри поздно в сквере не гуляй. Шпана сейчас знаешь какая!
— А я и не гуляю. У меня на это нет времени. Ты же знаешь — я готовлюсь к экзаменам в институт.
Мать глянула на сына и улыбнулась:
— Это хорошо, сынок. В наше время без учебы никуда. Был бы жив папа, он бы тебе то же самое сказал.
— Да, мам, я знаю.
Женщина отложила вязанье и ласково посмотрела на сына.
— Подойди ко мне, — попросила она.
Молодой человек нехотя поднялся, подошел к креслу и наклонился. Женщина нежно поцеловала его в лоб.
— Совсем большой ты у меня стал. И на отца так похож. Жаль, что он не дожил. Гордился бы тобой.
Она всхлипнула. Молодой человек погладил ладонью седые волосы женщины, поцеловал ее в щеку и выпрямился.
— Пойду к себе позанимаюсь, — сказал он.
Женщина кивнула:
— Иди. Только допоздна не засиживайся. Совсем ты с этой учебой не высыпаешься.
— Ничего, мам, на том свете отосплюсь.
— Дурачок. Типун тебе на язык.
Молодой человек хохотнул, еще раз поцеловал мать в морщинистую щеку и ушел к себе в комнату.
Желтый свет настольной лампы ярко освещал раскрытый учебник «Истории СССР». Однако молодой человек смотрел не на учебник, а в черный квадрат окна с еле виднеющимися тусклыми пятнами далеких фонарей. Вот уже десять минут он сидел с напряженным лицом, погруженный в глубокую задумчивость.
Когда на столе зазвонил телефон, молодой человек вздрогнул и поспешно схватил трубку:
— Слушаю!
— Правильно делаешь, что слушаешь, фраерок, — прошипел в ответ знакомый шепелявый голос.
— Калмык?!
— Он самый. Только не надо так орать.
Молодой человек нервно оглянулся на дверь комнаты и понизил голос:
— Ты где?
— Где надо. Смотрел сейчас телик?
— Да. Тебя еще утром показывали. Я тебе домой звонил, но там никто трубку не берет.
— А кому там брать? Папаша третий день из запоя не выходит. А мать вообще дома не ночует. Та еще семейка!
Молодой человек переложил трубку в другую руку и снова плотно прижал ее к уху.
— Калмык, тебе нужно уехать из города, — хрипло прошептал он. — Тебя ищет вся столичная ментура.
— Не впаривай, фраерок. И без тебя знаю.
— Что делать-то теперь?
— Пока не знаю. По-любому, сперва надо залечь на дно. Там решим, что делать.
— Где сейчас?
— В Караганде. — Калмык помолчал. — Встретиться нам нужно. Помнится, ты мне кое-что должен.
— Я помню. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.
— Конечно, не заржавеет. А то ты вслед за своим жирняем отправишься. Ты меня знаешь, фраерок, я шутки не шучу. Придется тебе мошну порастрясти. Такса возросла в три раза, всосал?
— К-как — в три раза? Где же я… возьму?
— Твои проблемы. Мне чтобы к субботе бабки были, понял? Иначе я сам в ментуру сдамся и тебя на поводке, как телка, приведу.
— Погоди, Калмык. Погоди, не горячись. — Молодой человек потер потный лоб. — Я… я что-нибудь придумаю. Честное слово!
