От кофе, предложенного женой, Валерий Аркадьевич отказался.
— В офисе выпью, — буркнул он.
Жена, редко видевшая мужа в таком расположении духа, опешила.
— Что с тобой, Валя? — озадаченно спросила она. — Ты заболел?
— Угу, — снова буркнул Костюрин. — Насморком.
Жена внимательно вгляделась в его бледное лицо и покачала головой:
— Не нравишься ты мне сегодня.
— Можно подумать, я тебе вчера нравился, — усмехнулся Валерий Аркадьевич.
На это жена ничего не ответила. Да и что тут скажешь?
Когда Костюрин выходил из квартиры, жена не пожелала ему удачи, как делала это обычно. От этого на душе у Валерия Аркадьевича стало еще мрачнее.
Но на этом неприятности не кончились. Когда вице-мэр Костюрин вышел из подъезда и двинулся к машине, дорогу ему перебежала черная кошка. Да так быстро, что он даже не успел среагировать и остановиться: так и шагнул — прямо через невидимый роковой пунктир, прочерченный на асфальте кошачьими черными лапками.
«Чтобы тебя „Запорожец“ переехал», — мысленно пожелал кошке Валерий Аркадьевич. И двинулся к машине.
— Здравствуйте, Валерий Аркадьевич! — поприветствовал его водитель.
— Здравствуй, Паша.
Водитель посмотрел на шефа в зеркальце обзора и сказал:
— Надо было через левое плечо сплюнуть и сказать «чур меня». Я всегда так делаю.
Костюрин усмехнулся:
— Детский сад какой-то! Взрослый человек, а веришь во всякую дрянь!
А про себя подумал: «А ведь и правда. Сплюнуть-то я забыл».
Валерий Аркадьевич окончательно упал духом.
Приехав на работу, Костюрин, как и любой другой деловой человек на его месте, тут же забыл обо всех утренних и ночных напастях.
Он битых два часа разбирал документы, оставшиеся от укатившего в Венецию коллеги. Документы эти находились в страшном беспорядке, сразу было видно, что Камакин уезжал спешно и не успел привести их в порядок. Большинство из них были уже подписаны и утверждены Камакиным.
Через два часа работы Костюрин утомленно откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. И тут же, едва он расслабился, на память ему снова пришел сон про гусениц и черную птицу. А там и черная кошка подоспела. Сердце Костюрина учащенно забилось.
— Да что ж это такое! — строго сказал себе Валерий Аркадьевич. — Ведешь себя как ребенок или как глупая деревенская баба! Возьми себя в руки и не думай о глупостях!
Окрик подействовал. Постепенно Костюрин снова успокоился и продолжил прерванную работу. Еще минут пятнадцать он перебирал документацию, но вдруг замер и тихо проговорил:
— А это еще что такое? — Он сдвинул на лоб очки и поднес к глазам лист бумаги, словно не верил тому, что увидел. Затем Валерий Аркадьевич положил лист на стол, снова надел очки, посмотрел в окно и задумчиво сказал: — Гм… Вот так-так.
А дело было вот в чем. Разбирая документы, утвержденные и подписанные Камакиным, Валерий Аркадьевич Костюрин обнаружил подозрительные документы, подписанные рукой Камакина, а также его указания об отправке вместе с гуманитарной помощью через систему Красного Креста и МЧС грузов, которые к гуманитарным грузам никак не относились.
Некоторые из этих документов ясно и недвусмысленно свидетельствовали о превышении власти и злоупотреблениях, допущенных Камакиным.
Так, например, было с большим количеством сахара, закупленного с санкции Камакина на Украине. Было видно, что тонны сахара куплены реально по низкой цене, а в документах на покупку сахара цена была беззастенчиво завышена.
Спрашивается, куда ушла разница?
У Валерия Аркадьевича были все основания подозревать, что разница ушла в карманы так называемых заинтересованных лиц. И прежде всего (как ни ужасно и ни крамольно это звучит) в карман самого вице-мэра Камакина. Ведь ни для кого не секрет, что подпись крупного должностного лица стоит больших денег.
Валерий Аркадьевич отвел взгляд от окна и тяжело вздохнул. Да уж, не было печали, да черти накачали… Что же теперь делать? Пойти с докладом к мэру?
Эта идея Костюрину понравилась. Он был человек ответственный и честный (по крайней мере, считал себя таковым). А как должен поступить ответственный и честный человек в подобной ситуации?.. Правильно — доложить начальству!
И все-таки что-то в душе у Валерия Аркадьевича противилось этому простому и ясному решению.
«А что, если я ошибаюсь? — подумал Костюрин. — Что, если тут есть какое-то другое объяснение? Ведь жизнь — штука сложная, и в ней всякое случается. В конце концов, никто не застрахован от ошибок. А у Камакина вроде были большие неприятности на личном фронте. Может, дело в этом? Засуетился человек, растерялся, загрустил — вот и наделал ошибок?»
Немного подумав, Валерий Аркадьевича сдвинул брови и покачал головой.
«Нет. Такие ошибки недопустимы в любом состоянии. Да и не может это быть ошибкой?.. Так что же теперь делать? Что предпринять?»
В памяти у Костюрина снова всплыл состав огромных зеленых гусениц, медленно ползущих по железнодорожному пути. Он поморщился. Вот к какой неприятности был этот сон!
Весь день Валерий Аркадьевич мучился сомнениями. Домой он пришел совершенно в подавленном состоянии духа. Он даже от ужина хотел отказаться, но не смог преодолеть сопротивление жены.
— Ну что? Ты все еще не в духе? — спросила жена, моя тарелки после ужина.
— Проблемы на работе, — ответил Валерий Аркадьевич.
— Что за проблемы?
Костюрин дернул уголком рта:
— Да так.
Жена у Костюрина была женщиной умной, она умела с полуслова и полувзгляда угадывать желания мужа. Так что дальнейших расспросов не последовало.
Валерий Аркадьевич промучился весь вечер. А засыпая, решил: нужно дать делу «украинский сахар» (так он его про себя окрестил) законный ход. Но как человек великодушный и сомневающийся, во избежание ошибки и недопонимания, решил вначале по душам потолковать с самим коллегой Камакиным.
С этой светлой мыслью Валерий Аркадьевич выключил настольную лампу, лег под теплый бок жены и вскоре забылся спокойным, крепким сном.
4
В день, когда Лев Анатольевич Камакин и его молодая любовница вернулись из Италии в Москву, светило яркое солнце. Кое-где на асфальте поблескивали лужи, отражая голубое, безоблачное небо, но они только украшали пейзаж, добавляя в него свежести.
— Совсем как в Италии, — улыбнулась Татьяна, усаживаясь в такси.
За эти две недели она заметно похорошела. С лица сошла бледность, уступив место адриатическому загару, на щеках появился свежий румянец. В Венеции Камакин почти каждый день дарил Перовой дорогие подарки, растапливая ее сердце. И теперь с посвежевшего лица Татьяны не сходила улыбка.
