– Что… Что вы сказали?!
Адвокат, и близко не ожидавший ничего подобного, задохнулся и в ярости попытался встать со своего стула, однако тяжелая рука охранника, опустившаяся на его плече, заставила Иванова опуститься обратно, а Турецкий невозмутимо продолжил, глянув на Левина:
– Олег Борисович, включите, пожалуйста, последнюю запись…
Запись все присутствующие в кабинете слушали молча, в точности так же молчали и после того, как она закончилась. Ни Александр Борисович, ни его коллеги, ни подследственные не спешили нарушить возникшую паузу – настолько тяжелую, что, казалось, воздух в комнате сгустился, сделавшись физически ощутимым. И поэтому слова Ларисы Стуловой, произнесенные почти шепотом, услышали все:
– Так ты… Ты хотел убить Сережку. Боже, какая же ты сволочь… – Внезапно она взметнулась со своего стула и кинулась на Иванова, теперь уже выкрикивая беспрестанно «Сволочь! Сволочь!..». И чуть позднее Турецкий с Грязновым-старшим так и не пришли к единому мнению: нарочно замешкалась Галочка Романова, чтобы дать возможность Стуловой хотя бы оцарапать как следует физиономию адвоката, или действительно не успела среагировать вовремя?
Вячеслав Иванович был уверен, что нарочно, Александр Борисович все-таки сомневался…
Когда спустя минут пять порядок в кабинете Турецкого был восстановлен, вид у Иванова оказался самым что ни на есть жалким: Лариса, если учесть ее вполне ухоженный маникюр, только чудом не выцарапала ему глаз, но следы оставила на его физиономии вполне заметные.
– Я… Я не в состоянии продолжать… Сердце… – пробормотал адвокат и судя по всему не солгал, поскольку буквально в считанные минуты кожа его, если не считать ярко-красных царапин, оставленных Ларисиными ногтями, посерела.
– Что ж… – в голосе Турецкого никакого сочувствия не слышалось. – Надеюсь, до соседнего кабинета дойдете? – Тот кивнул. – Там вам дадут лекарство. Продолжим работать в следующий раз.
Полными ненависти глазами Лариса проследила, как охранник, крепко взяв Иванова под руку, увел его из кабинета и, едва за ними захлопнулась дверь, резко вскинула голову, глянув на Турецкого.
– Я с вами разговаривать не буду! – зло произнесла она. – По крайней мере до тех пор, пока мне не будет предоставлен новый адвокат!
– Что ж, ваше право, – спокойно кивнул Александр Борисович.
Олег Левин молча подошел к дверям и выглянул в коридор, после чего в комнате появился еще один охранник.
– Сейчас вас, Лариса Вячеславовна, увезут в СИЗО, вы юрист и прекрасно знаете все процедуры. У вас будет время подумать, пока мы найдем вам государственного защитника, который возьмется за ваше дело. Думаю, в положенные сорок восемь часов мы уложимся.
– Мне не нужен госзащитник! Позвоните… Я думаю… – Она на мгновение запнулась. – Мой супруг очень любит играть в благородство! Возможно, он даже возьмется оплатить услуги действительно хорошего адвоката, который сумеет доказать вам, что я не виновна. Не виновна! Так и скажите Илье, я – не виновна!..
Впервые за все время в голосе женщины опять прозвучали истерические нотки.
– Да-а-а, сильна бабенка, – протянул Вячеслав Иванович, после того как Ларису увели. – Такая будет до последнего все отрицать, намучаешься ты с ней, Олег…
Левин пожал плечами и ничего не ответил – он в этот момент сосредоточенно приводил в порядок аппаратуру. А Турецкий только рукой махнул:
– И без ее признаний улик для суда вполне достаточно. Так, Слава, давайте-ка к делу: твои ребята готовы к сегодняшнему вечеру?
– К взятию Ярого? Конечно! Обижаешь, генерал. Да и Иванов поработал на славу: очень подробно проинструктировал своего бандюка, откуда палить по Стулову. Место, кстати, вполне удобное, офис прямехонько напротив его подъезда, ночью практически без охраны, даже сигнализации нет. А что Стулов? Его ж Иванов должен был каким-то образом из дома выманить в определенное время, если не ошибаюсь?
Грязнов-старший кивнул на восхитивший его приборчик, стоявший уже в углу, на тумбочке за спиной Турецкого.
– Не ошибаешься. Наверняка позвонил бы и вытащил под каким-нибудь предлогом. Не волнуйся, Стулов до утра и носа из дому не высунет, он там, насколько понимаю, не один…
– Неужто с бабой? – Глаза Вячеслава Ивановича округлились. – Во дает мужик! Мало ему с двумя женами неприятностей, так он уже что, следующую приглядел?
– Скорее, она его. Подозреваю, что именно она в свое время натравила Красных на Ларису Вячеславовну.
– Как это – натравила?
– Ну… Я неудачно выразился. Можно, например, намекнуть, что, мол, жена Стулова влюбилась в него – я имею в виду в Красных. Да мало ли как? Бабы это умеют… когда захотят!..
– Тут ты прав, – кивнул Вячеслав Иванович и слегка взгрустнул под ироничным взглядом своего друга, отлично знавшего, что и по этой части у Славы есть что вспомнить…
Максима Игнатьева, он же бандит по кличке Ярый, взяли без особого шума, практически с поличным: в момент, когда тот, беззастенчиво высадив стекло, проник в упомянутый офис и уже пристраивался с пистолетом у окна, прямехонько выходившего на подъезд стуловского дома. Грязновские оперативники были действительно высококлассные профи, и операция прошла на редкость чисто – как говорят в таких случаях сами опера, «беззвучно».
А спустя три дня, когда следствие шло уже полным ходом, из Берлина вернулся, наконец, непосредственный начальник Александра Борисовича Турецкого – Меркулов.
– Наслышаны-с, наслышаны-с!.. – Это было первое, что услышал Сан Борисыч, будучи вызванным в кабинет к шефу, едва переступив порог упомянутого святилища. – Молодцы, весьма оперативно… Садись, Саня!
– Мы о вас – тоже наслышаны, и вы молодцы! – не остался тот в долгу.
– По «ящику» смотрел? – поинтересовался довольный Константин Дмитриевич.
– Какой там «ящик»? Мы – рабочие лошадки, в рутине погрязли по самое некуда, не до «ящика» нам. Земля, однако, слухами полнится!.. Ну хватит, рассказывай, как поездочка в обществе Самого?
– Сейчас… – Меркулов поудобнее устроился в своем кресле и открыл рот, дабы поведать Турецкому нечто, судя по его виду, действительно интересное и в объективы телевизионщиков наверняка не попавшее. К сожалению, услышать это, по крайней мере на сей раз, Александру Борисовичу было не суждено. На столе Меркулова зазвонил один из его телефонов…
Турецкий никогда не мог запомнить, какой аппарат с кем или с чем связывает его шефа. Но, видимо, тот, что подал голос, связывал с кем-то важным, поскольку Костя тут же поднял трубку.
Разговор, как отметил Сан Борисыч, протекал несколько односторонне: Меркулов больше слушал, изредка издавая междометия весьма почтительным тоном, и длилось все это безобразие никак не меньше пяти минут, после чего начальник положил трубку, вздохнул и, не глядя своему подчиненному и другу в глаза, произнес виноватым тоном:
