Нет, не Дашенька, а совсем-совсем другая девочка… Она помнила, что Илья тоже был рядом, помнила его испытующий, почти тяжелый взгляд, под которым, наверное благодаря каким-то полуисчезнувшим детским рефлексам, подчинилась и молча взяла в руки крошечный живой сверток, на удивление молчаливый, привычным движением любой матери автоматически прижала его к груди, ощутив поначалу его живое тепло, но все еще не глядя на девочку. Она просто послушно делала то, о чем просил Илюша.
И вдруг внутри розового одеяльца что-то шевельнулось, дернулось – и следующее мгновение Велена запомнила навсегда, во всех деталях, которые будут теперь рвать ей душу до конца жизни: крохотные коленочки уперлись в грудь, и девочка не заплакала, а издала звук, напоминавший тяжкий стон взрослого, попавшего в беду человека. Велена вздрогнула от этого стона, словно от электрического разряда, и невольно опустила голову, посмотрела на красное, искаженное болью личико с такими же синими, как у ее Дашеньки, глазками и… Этот момент и стал началом ее собственного возвращения к жизни. Мучительного, почти невозможного, но – возвращения…
Помнила она и слова Ильи, произнесенные им, когда она впервые трясущимися руками разворачивала Мариночку, слишком туго и неумело спеленутую.
– Веленка, одна надежда на тебя. Оксана в больнице, ее едва спасли во время родов. Ты ведь нас не бросишь?..
Он мог бы и не спрашивать! Как могла она бросить их: его, не менее беспомощного, чем этот комочек плоти, отделившийся не только от Оксанки, которую Велена всегда искренне презирала за глупость и легкомыслие, за стервозность и откровенный эгоизм, но и от Илюши – тоже? Конечно же она их не бросила! И благодаря этому – тому, что оказалась так всерьез, по-настоящему им нужна, ожила сама…
Но сейчас, сидя за рулем своей «девятки», вспоминала она совсем другое: таково свойство человеческой совести перед ушедшими навсегда от нас близкими – вспоминать не то хорошее, что мы сумели сделать для них, а то, в чем виновны, и виновны тоже навсегда. Сколько раз она, пока растила Марочку, подпускала к себе мысль о том, что ее ласковой, веселой и здоровенькой Дашеньки нет на свете, а этот болезненный ребенок с мрачным характером, замкнутый и унылый, растет, живет? В этом таилась какая-то страшная, неизбывная несправедливость Судьбы.
Да нет, вовсе не часто приходили в голову Велене такие мысли, но теперь ей казалось, что часто, она считала, что в страшной смерти Мариночки есть и ее вина – ведь наши мысли и чувства и вправду материальны, в это она верила безусловно! Следовательно, вина даже не виртуальная, а вполне реальная. А ко всему этому добавилось сейчас еще и беспокойство – что там беспокойство – страх за Илюшу.
Когда стало очевидно, что брак Ильи с Оксаной доживает свои последние месяцы, – что греха таить? – в душе Велены проснулась надежда на общее, а следовательно, счастливое будущее с человеком, чьего ребенка она воспитывала. По многу раз и днем и ночью вспоминала она тогда его единственное объяснение в любви, услышанное накануне свадьбы с Сашей. И хотя за все последующие годы Илюша не сделал ни одной попытки сближения с Веленой, она все равно ждала – не изгоняла из своей души ожившую надежду. Именно поэтому появление Ларисы стало для женщины настоящим ударом.
Она возненавидела ее даже не с первого взгляда – возненавидела заранее и именно тогда, впервые в жизни, дала себе слово, что сделает все для того, чтобы и этот брак распался. Проще всего было уйти, наконец, из его дома, поставив тем самым Илюшу перед проблемой выбора: либо новый брак, либо она, Велена. Но расстаться с Мариночкой, выросшей на ее руках, она тогда уже была не в состоянии. Круг замкнулся. Замкнулся? Да. Но его можно разорвать! И увидев впервые Ларису – типичную с точки зрения Велены охотницу за богатыми мужиками, наверняка похотливую и неумную, как все блондинки ее типа, она поняла, что сделать это будет совсем не трудно…
– Ты оказалась интриганкой совсем никуда не годной… – с горечью пробормотала Велена, привычно сбрасывая скорость на подъезде к дому Стулова. – Но кто мог предположить, что эта сучка зайдет так далеко?
Она заглушила движок, выбралась из машины и, включив сигнализацию, направилась к знакомому подъезду. О Юрочке Велена не беспокоилась, и вовсе не потому, что тот остался со своей матерью, хотя Лариса действительно была дома. Велена, однако, не сомневалась, что Лариса, как обычно, занята своим привычным вечерним делом – потягивает коктейли, смешивание которых сделалось для нее настоящим хобби, сидя возле бара, одновременно бездумно глядя в телевизор, изредка переключая каналы, неизвестно зачем. Вечера хозяйки походили один на другой как две капли воды: вначале медленное накачивание алкоголем, затем – спасибо, хоть на своих собственных ногах! – Лариса отправлялась к себе…
Велена, лежа без сна в собственной кровати, слышала, как та неуверенно поднималась по лестнице, как затем громко, без малейшей заботы о том, что может разбудить Юрочку, она хлопала дверью своей спальни. Выждав после этого пару минут, Велена вставала и шла вниз – выключить телевизор и свет, поскольку сделать это Ларисе никогда не приходило в голову. Нет, оставить на эту женщину даже давно уснувшего Юрочку она не могла. И потому, когда Илюша во время их вечернего традиционного звонка настойчиво попросил Велену приехать к нему, она договорилась с Анной Максимовной – кухаркой, женщиной доброй, ласковой, ненавидевшей Ларису, кажется, не меньше Велены, а главное, обожавшей Юрочку, что она останется ночевать в особняке.
Дверцы лифта, на котором она поднималась на нужный этаж, раздвинулись, и Велена сразу же увидела Стулова, который стоял на площадке, ожидая ее, судя по всему, с таким нетерпением, что даже высидеть в квартире не смог. Неужели еще что-то стряслось?!
– Слава богу! – Он шагнул к ней и почти потащил за собой. – Как ты долго…
– Разве?.. Мне нужно было проинструктировать Анну Максимовну, а доехала я, по-моему, быстро… Илюша, что случилось?
– Не знаю… – Он смущенно посмотрел на Велену и отвел глаза. – Возможно, просто все-таки сдали нервы…
Они уже стояли посреди холла, выглядевшего по сравнению с холлом особняка небольшим.
– Твоим нервам давно пора было сдать, – через силу улыбнулась Велена. – Но меня ты не обманешь – что-то случилось еще? Что?
– Ерунда, мелочь… – Он на мгновение отвел глаза. – Мне звонил следователь, Турецкий – тот, который тебя вызывал…
Она кивнула:
– И… что? Тебя… снова подозревают?!
– Дело не в этом… Он попросил меня в ближайшие дни не выходить из дома, как он выразился, руководить моей фирмой исключительно по телефону…
Велена тихо ахнула и невольно сделала шаг к Илье – теперь их разделяло не более метра.
– Илюша, это не может означать никакого домашнего ареста, это может означать только одно: Турецкий опасается за твою жизнь!.. Понимаешь?.. А если у него такие опасения возникли, значит… значит… они на что-то наткнулись… Боже мой, Илюша…
Она беспомощно всплеснула руками.
