Слава Грязнов отключил громкоговоритель, иначе говоря — «матюгальник», и кивнул одному из своих помощников:
— Соединяй.
Здание Центрального московского музея было оцеплено плотным кольцом. Командир группы захвата Виктор Соколов разложил на капоте грязновской «Волги» план здания и сосредоточенно изучал его, выясняя, как можно ворваться в здание, не подвергая риску заложников.
«Полевой» телефон в руке Грязнова затрещал, и в нем раздался голос того самого человека, за которым они охотились все последние дни:
— Да!
— Здравствуйте, Виктор, — прохрипел Грязнов.
— К черту любезности. Слушайте мои условия. Во-первых, здесь есть раненая.
— Его мать! — бросил Грязнов через плечо. — Срочно «скорую»! Там раненая.
— Что вы говорите?
— Это не вам, продолжайте.
— Никаких грязных трюков, генерал!
— Конечно, Виктор, не волнуйтесь. Мы играем по-честному.
Сквозь кольцо окружения пробилась Галя Романова, таща за собой плачущую Наташу.
— Что с ним? Я хочу его видеть! Скажите ему, что я здесь. Нет, лучше дайте мне поговорить с ним.
— Наташенька! — сказала вдруг Галя таким строгим тоном, какого та от нее еще ни разу не слышала. — Шутки кончились. Сядь сейчас тихо в сторонке и никому не мешай. А если возникнет такая ситуация, что понадобится твоя помощь, — я тебе скажу. Ты поняла меня? — переспросила Галя, очень серьезно и пристально глядя Наташе в глаза.
— Поняла, — кротко ответила она.
Турецкий прибыл к месту событий одним из последних. Привычная картина: оцепленное здание, милицейский кордон оттесняет любопытных зевак, внутри кольца суетится командование, нервно курит руководитель операции, а по углам залег ОМОН, не спускающий глаз со своего командира, готовый по первому движению его пальца бежать, драться, стрелять, вцепляться в горло и душить, душить ненавистных преступников.
«Театр уж полон, ложи блещут, — подумал он. — Что же это вы так припозднились, Александр Борисыч? Без вас не начинаем спектакль. А где ваш фрак и лорнет?»
— Э-э, сюда нельзя, — прервал его мысли дюжий мент из оцепления. — Проходите, не задерживайтесь.
Турецкий, не выходя из своей задумчивости, достал из кармана удостоверение прокуратуры. Здоровяк уважительно кивнул:
— Пожалуйста.
Александр пробился к грязновской «Волге», вокруг которой сгруппировался импровизированный штаб.
— Привет, Слава. Ты с ним говорил?
— Секунду назад. Во-первых, этот дебил ранил женщину.
— Чертов псих! Что он требует?
— Ой, Саша… Он требует, чтоб сюда привезли его мать — раз.
— Послал за матерью?
— Да, Галочка поехала. И чтоб его отца посмертно наградили орденом — два.
— Оригинально. Обычно просят вертолет, миллион баксов и блондинку. А этот хочет маму и орден папе.
— Да, но боюсь, что маму он зовет не для того, чтоб прижаться к ее юбке. Кажется, он задумал что-то типа публичного само…
— …сожжения?
— Взрывания.
— Откуда сведения?
— Да вон невеста сидит, Наташа зовут.
Турецкий обвел глазами поле боя и увидел сидящую чуть в стороне заплаканную девушку, которую мягко и неслышно для него увещевал его собственный помощник Володя Поремский. Они кивнули друг другу.
— Соедини-ка меня еще раз, — сказал кому-то Грязнов. — Виктор, это снова Грязнов.
— А можно включить звук? — спросил Турецкий. — Я хочу тоже слушать.
— Виктор, — продолжал Грязнов, — нужно срочно решать вопрос с раненой. Время дорого, а если она умрет, ваши позиции будут гораздо хуже. Вы ведь хотите чего-то от нас добиться, и мы готовы пойти вам навстречу. Но раненую нужно спасти.
— Я же сказал, я требую, чтоб ко мне доставили мою мать.
— И мы выполняем ваше требование…
«Молодец, Славка! — подумал Турецкий. — Не сердит террориста, во всем с ним соглашается, говорит, мол, мы вас слушаемся, раз вы такой крутой. А при этом свою линию гнет».
— Наша сотрудница Галина Романова уже выехала за вашей матерью. Но это может занять время, а счет идет на секунды. Мы просим вас, Виктор, отпустить раненую.
— Тогда дайте мне кого-то вместо нее. Или придите сами.
Сумасшедшая мысль мелькнула у Турецкого.
— Слав, дай-ка трубку. Алло, Виктор, здравствуйте. Говорит Александр Борисович Турецкий. Я был другом вашего покойного отца, — сказал он в трубку и тихонько шепнул через плечо: — Как звали отца, у меня вылетело?
— Георгий Федорович Жаворонков, — шепнул ему Поремский.
— Георгий был замечательным человеком, — продолжил Турецкий в телефон.
— Я вас не знаю, — раздалось после паузы из трансляции. — Если вы папин друг, то почему я вас не знаю?
— Ты много чего не знал о своем отце, Виктор. Это был удивительный человек, удивительно порядочный и честный. И он не заслужил такой участи.
— Потому я и хочу восстановить справедливость! — нервически всхлипнул голос в динамике.
— Послушай, Виктор. У тебя сейчас один из самых крутых поворотов твоей жизни. Георгия уже нет, и некому поддержать тебя. Поэтому я должен быть рядом с его сыном.
Турецкий вошел в роль. Давно он не чувствовал себя настолько в ударе.
— Что вы имеете в виду?
— Я тоже хочу восстановить справедливость и отомстить за покойного Георгия. Если позволишь, я приду к тебе и буду с тобой вместе, плечо к плечу.
— Ты что, офигел?! — зашипел Грязнов, вырывая у Александра трубку. А тот, увернувшись от него, продолжил:
— А раненую нужно отпустить. Вместе со мной войдут два санитара и унесут ее. А я останусь с тобой. Ты согласен?
— Я должен подумать.
— Я перезвоню тебе через минуту.
Связь прервалась.
— Сашок, ты что, совсем с катушек слетел? — накинулся Грязнов на Турецкого. — Нет, ну ты мне скажи, ты вообще мозгов лишился или это так, минутное помутнение?
— Славик, не кипятись. Все нормально.
— Ничего не нормально! Никто тебя туда не пустит!
— Да я вроде сам большой, — улыбнулся Турецкий.
— Александр Борисыч, — вмешался в разговор Поремский, — шеф, что-то вы, серьезно, неудачно придумали.
— Да успокойтесь, ребята! — отшучивался Турецкий. — Что вы ко мне пристали? Я хочу пойти и поговорить с террористом.
— Ты, мать твою за ногу, помощник генпрокурора, а не парламентер хренов.
— Шеф, ведь правда, каждый должен заниматься своим делом.
