— Что мне сказать сыну? — крикнул Георгий Федорович ей вдогонку.
Елена Станиславовна остановилась, потом повернулась к нему и сделала несколько неуверенных шагов обратно к двери их квартиры.
— Я сама поговорю с ним. Я надеюсь, что он меня поймет. И ты меня тоже пойми. В жизни каждого человека такое бывает.
— И все-таки? — настаивал Жаворонков. — Послезавтра он вернется домой и, естественно, спросит, где его мать. Что мне ему ответить?
— Расскажи ему все как есть, — не очень уверенно попросила Елена. — Что мы с тобой разошлись, это явление абсолютно обыденное и будничное. Мы прожили много лет счастливо, но теперь обстоятельства сложились по-другому. Я уверена, что он поймет. Скажи, что я буду жить отдельно. А позже я сама ему все объясню.
— Ну что ж, — уныло улыбнулся ее муж, точнее, теперь уже бывший муж. — Как ты хочешь. Пусть все будет по-твоему.
— До свидания, Георгий, — тяжко выдохнула Елена Станиславовна. — И не держи на меня зла. Прости.
— Пока. — Он выговорил это с деланой небрежностью.
Елена резко развернулась на каблуках и устремилась вниз по лестнице солидного, «сталинской» постройки, дома.
Георгий Федорович остался один в полутемной прихожей. Какой-то очень важный период в его жизни закончился. Еще один.
Хребет переломился.
Экс-генерал уныло поплелся в гостиную. В пустом доме было одиноко и неуютно. Он вынул из пачки сигарету, закурил. Потом еще одну. Нет! Что-то не то…
Он догадался, в чем дело и как помочь самому себе развеять тоску. Георгий открыл бар — после учиненного им разгрома осталось совсем немного. Порывшись как следует, он откопал бутылку коньяка «Курвуазье», который хранил на черный день — когда не останется никакой другой выпивки. Поскольку сегодня был безусловно самый черный день в его биографии, то этот не особенно любимый им напиток мог сослужить добрую службу.
Пробка выскочила с мягким щелчком. Георгий взял огромный бокал и щедро налил четверть. Улыбнулся, предвкушая облегчение, забвение всех страданий и то, как мир сей же час раскрасится яркими красками.
Сделал первый глоток. Слегка закружилась голова. Видимо, сказывались последствия многодневного запоя. Потом второй. Приятная истома разлилась по всему телу. Мир показался вдруг не такой уж плохой штукой.
Больше он ничего не запомнил.
Глава шестнадцатая
В кабинете Вячеслава Ивановича Грязнова было накурено.
— Нет, ты понимаешь, что происходит, Славка! — кипятился Турецкий. — Так же ведь и паранойю заработать недолго.
— Да, история, — процедил Грязнов, выпуская через ноздри сигаретный дым. — Так что, Нинка, значит, открывает конверт?..
— Ну да, а мне вдруг ударили в голову эти Костины предостережения. Что, мол, каждому из нас могут прислать «святое письмо». И я вдруг так живо представил себе, как мой собственный ребенок подрывается на этой…
— Вот ужас-то, а! Ты насмотрелся американских боевиков.
— Уж и не знаю, чего я там насмотрелся, а вот хотел бы я, блин, на тебя в такой ситуации посмотреть.
— Ну ладно, что ты взвился? Что дальше-то было?
— Ну что… Я ей ору как бешеный: «Не-е-ет!!» Дочь, бедная, ничего не понимает. Тогда я прыгаю на нее, а она к тому моменту уже вскрыла этот проклятущий конверт. Все происходит в секунды, действительно как в голливудском кино. Упал, чуть все ребра не переломал. Теперь бок болит.
Турецкий для убедительности покряхтел.
— Ну а что было в письме? — спросил Грязнов.
— Да ничего. Нормальное рекламное дерьмо. Покупайте, присоединяйтесь, наслаждайтесь. Тьфу, позор, да и только.
— Ребра правда поломал или так, ерунда?
— Да вроде ерунда…
— Да, мой друг, это она самая.
— Кто?
— Паранойя. Мания преследования.
— А что делать?
— А ничего не поделаешь. Работа у нас такая. Знаешь такую песню?
— Знаю я все наши песни…
С минуту сыщики молчали. Потом Турецкий крякнул:
— Ну что, надо как-то приходить в себя и ехать раскалывать госпожу Смирнову.
— Думаешь, получится? — усомнился Грязнов.
— А мы поднажмем! — подмигнул Александр Борисович, а потом вспомнил непроницаемое лицо вдовицы и погрустнел. — Черт его знает. Может, и не получится. Но попробовать-то мы обязаны, правда?
— Похоже, Виктор — как его — Жаворонков становится главным подозреваемым? А что с учеными?
— А что с учеными… Ни при чем они, вот и все. Младший Давыдов границу России в последние три месяца не пересекал. Суворова, конечно, хорохорится, но по сути слабая и несчастная женщина.
— Ну, знаешь, Сашок, видали мы таких несчастных.
— Да, ты прав, но…
— А что у нее с алиби?
— С алиби у нее неважно, и именно поэтому подозрения с нее пока никто не снимает. Но если выбирать между ней и профессиональным сапером…
— Ну, знаешь ли, это еще бабушка надвое сказала. Иной раз дилетанты тебе такое отчебучат, что профессионалам и не снилось.
— Да, Славик, ты прав. Но все же мне кажется, если работать не для галочки, а для дела, то Виктор намного перспективнее.
— Ну да, наверное, так оно и есть, — миролюбиво согласился Грязнов. — Что ж, поговори с дамочкой. Потом расскажешь.
В квартире на Фрунзенской набережной было тихо, как в склепе. Ни один призрачный звучок не доносился снаружи, ни одну ветку комнатного цветка не шевелил майский ветерок, да и сам этот вольный весенний ветерок не гулял по квартире, запертой, законопаченной, загерметизированной, будто специально, чтобы не допустить внутрь ничего из внешней жизни. Казалось, что и время здесь остановилось.
— Елена Станиславовна, извините, я понимаю, что очень докучаю вам, — начал Александр Борисович скучным голосом. — Поверьте, что мне тоже не доставляет никакого удовольствия приходить сюда снова и снова и задавать одни и те же вопросы…
— Давайте оставим эти реверансы, — резко оборвала вдова. — К делу!
— О’кей, обратимся к делу. Елена Станиславовна, я вынужден вернуться к теме вашего первого брака. Мне понятно, что вы не хотите об этом говорить, кажется, я догадываюсь, почему вы не хотите, я не хочу утверждать, будто вы намеренно что-то от нас скрываете. Видимо, просто эта тема… Одним словом, я все понимаю и просто прошу вас сэкономить нам время — ведь все равно же мы в конце концов узнаем все, что нас интересует, если не через вас, то каким-то другим путем. Итак, речь идет о небольшой помощи следствию, в котором в каком-то смысле и вы сами заинтересованы, не так ли? Ведь, в конце концов, мы разыскиваем убийцу! Убийцу вашего мужа. Я имею в виду вашего второго мужа, — уточнил Александр.
